И ЭКЗОТИЧЕСКИЕ КАМНИ БЕНДЖАМЕН ЛИМИТЕД»
(два кило «розового льда» – кирпичиков искусственного циркония, которые его уговорили купить еще в 1993 году, когда они были в моде в течение полугода, но Бенни попридержал их на семь месяцев в надежде, что цена будет продолжать расти, а теперь его страховой агент недоволен тем, чmo пакет занимает слишком много места в его сейфе, и считает, что его надо просто выбросить)
По мере того как мы продвигаемся по этому странному коридорчику, все громче и громче слышно высокое комариное пение, как будто подходишь к огромной пещере, в которой, запертые как в ловушке, тучами вьются миллионы этих тварей. Перед нами дверь: серая громадина из закаленной стали, без номера и вообще без каких-либо табличек. Высоко над дверью, под самым потолком, на нас нацелен пятачок видеокамеры.
Шмюль нажимает на кнопку звонка, и мы ждем.
Никакой реакции.
Он нажимает еще и еще, и наконец из-за двери раздается крик: «И хто уже там?».
Камера-то, ясное дело, как всегда, не работает – ни у кого нет ни времени, ни желания ее чинить.
«Шмюль!» – «Таки о’кей». – И вы слышите, как отпираются бесчисленные замки, щеколды, запоры, цепочки, задвижки, крючки, защелки, засовы, – наконец дверь со скрипом открывается.
Шум вырывается наружу, влетает вам в уши, заполняет голову. Такое ощущение, что получасовую какофонию прогулки по нью-йоркской улице – визг тормозов, завывание клаксонов, грохот отбойных молотков – упаковали в несколько мгновений. Шмюль невозмутимо проходит пристальным взглядом хозяина мастерской – «Вэй, все в ажуре, он со мной» – и тащит меня через «западню» (которая тоже сломана) в саму мастерскую.
Одна-две головы на границе, за которой начинается уже просто сплошной шум, поднимаются и, оценив ситуацию – вроде не ограбление и не покупатель, – сразу опускаются обратно, спеша удостовериться, что алмаз едва ли в микрон не сошлифовался на нет, пока они отвлеклись.
Комнату перегораживает с пяток длинных и узких, как ребра, столов. На каждом столе помещается три-четыре вращающихся металлических круга, и перед каждым кругом сидит на высоком стуле огранщик, склонившись над своим камнем. Места располагаются с обеих сторон для экономии ценнейшего офисного метража – чуть ли не самой дорогой недвижимости в мире, поэтому одного огранщика отделяет от другого, сидящего наискосок, всего несколько футов. Проводя на стуле от десяти до четырнадцати часов, вы видите только лица парней наискосок, – хорошо еще, если с ними есть о чем поговорить.
Такого освещения, как на алмазном производстве, нет больше нигде. Когда коричневатая оболочка необработанного алмаза обдирается до получения прозрачной зеркальной грани, мельчайшие частицы откалываются и смешиваются с очищенным маслом на поверхности металлического гранильного круга. Из-за невероятно высокой скорости круга крошечные песчинки прозрачной алмазной пыли и капли масла разлетаются по воздуху, и эта липкая дрянь летит на ближайшую стену или на вашего коллегу, где и оседает.
Поэтому