тоже. Когда любишь, плохого не пожелаешь. И прощать надо уметь, и поступиться чем-нибудь иногда.
ОКСАНА: Что это я буду поступаться? Я что, этому козлу все прощать должна? Нет, ты скажи, Сонь, я что – не права?
СОФЬЯ: А какая разница, Оксан? С любимыми людьми не всегда стоит быть правыми. Разве это важно?
ОКСАНА: Как это – «неважно»? Ничего себе заявочки! Ему, значит, все можно, и орать, и кулаками махать. Он, между прочим, в моей квартире живет, пусть знает свое место.
СОФЬЯ: Да какое место? Он же человек, мужчина! А ты ему как собачке место указываешь!
ОКСАНА: Собачке, это точно! Только не собачка он, а кобель вонючий!
Раздается звонок в дверь.
ОКСАНА: Вот! Точно – кобель! Пронюхал уже, где я. За мной, небось, пришел.
Софья идет открывать дверь. За сценой голос Бориса.
БОРИС: Привет, графиня! Как жизнь твоя молодая, беззаботная? Чучундра моя, небось, у тебя прячется?
Софья возвращается вместе с Борисом, мужчиной слегка помятым и небритым. Оксана демонстративно отворачивается в сторону.
СОФЬЯ: Попьешь кофе с нами?
БОРИС: Что ты мне кофе предлагаешь? От него ни уму, ни сердцу радости. (Оксане, стараясь быть нежным): Пошли домой, коза! Хватит графиню напрягать, я с тобой поговорить хочу, по-мужски, дома!
ОКСАНА: Знаю я как ты разговариваешь… У меня еще тот синяк не сошел…
БОРИС: Пошли, сказал!
ОКСАНА: Сам иди!
БОРИС: Ладно, пошли, не трону, если орать не будешь.
ОКСАНА: А я и не ору, только вещи свои не разбрасывай, не в хлеву живешь! Я, Сонь, об его тапки, которые возле дивана живут, палец на ноге сломала. Вот третий день уже болит. И как только так можно все…
БОРИС (строго): Опять завелась?!
ОКСАНА: Да ничего я не завелась! (хнычет): Мне ж тоже покоя хочется, чтоб нормально, чтоб как у людей, муж любимый, в доме порядок.
БОРИС: Ты мозги свои сначала в порядок приведи, дура. (Неожиданно резко повышает голос так, что и Оксана, и Софья вздрагивают): А ну, пошла домой, говорю!!!
Оксана вздыхает, медленно встает и, демонстрируя всем своим видом неудовольствие от вынужденного подчинения, очень медленно удаляется в сторону входной двери.
БОРИС: Ты, графинь, не ругайся на нас. Эта ж не соображает, что соседям покой нужен, ей бы лишь представление устроить. А ты наша зрительша, вот она и бегает к тебе всю дорогу. Забрала бы ты у ней ключи свои, что ли.
СОФЬЯ: Зачем? Пусть будут, и ей спокойнее, да и тебе, может, тоже. Иногда прибежит, выплачется.
БОРИС: Выплачется! Чего ей плакать-то? Что я ей плохого делаю?
СОФЬЯ: Борь, ну ты б хоть руку не поднимал на нее, а?
БОРИС: Я?! Я что, руку поднимал? Я ей один раз всего кулак показал, когда она меня в гараж к мужикам не пускала. В стойку боевую встала перед дверью и начала руками махать. Ну и пару раз она сама приложилась, руками-то когда машут и прыгают, можно и мебель повредить, не только синяк поставить. Так я ее скручу, а она ведь вырывается, дрянь. Я ж ее