пьесу, чтобы мне ее передали. И все – пьеса с концами. Пока мы перезванивались, с ним это и случилось. Я бросился в бухгалтерию, и там пьесы тоже нет. Договор на месте, а пьеса улетучилась. Ремонт… Тут столько всего пропало. Я к вдове!
Должен же у него экземпляр остаться. Она мямлит что-то и молчит. Прости меня, Господи, но как такой умный человек с такой идиоткой жил?!
Слава пропустил последнее замечание мимо ушей:
– Да, Эраст Митрофанович, положение и впрямь неприятное. Я вас попрошу в трех словах пересказать содержание пьесы. Ведь вы ее читали?
– Смеетесь, молодой человек! Я выложил за нее полторы тысячи долларов. Не выложил – с мясом оторвал от театра… А вы спрашиваете, читал ли я пьесу. Я ее всю помню, но не дословно, конечно. Поэтому не хочу записывать по памяти. Могу наврать. А портить автора грех. Очень уж язык у Олега силен.
– Пожалуйста, перескажите коротко содержание, – напомнил о своей просьбе следователь.
– Пьесу эту, как я понимаю, Каребин писал параллельно с новым романом.
Называется она «ГУРУ». Занимательная история о том, как один деятель превратил себя в Бога. О сектантстве пьеса. Представляете, как это сейчас актуально?!
– И ее герой Святослав Стерн? – предположил Синицын.
– Да, Стерн, – подтвердил режиссер. – Это как взрыв бомбы. С ним до сих пор носятся, словно с писаной торбой, а он на поверку оказался платный агент ОГПУ.
– Спасибо, Михаил Митрофанович, вы мне очень помогли. – Синицын пожал руку режиссеру и поднялся. – Только у меня к вам еще одна просьба.
– Если смогу… Да не красьте вы потолок этой блестящей дрянью! – неожиданно крикнул Переверцев малярам. – Потолок матовым должен быть. Что у вас, совсем вкус в заднице?! – И, обернувшись к следователю, извинился:
– Глаз да глаз за ними. На минуту отвернешься – уже нагадят. Так о чем мы говорили?
– У меня к вам последняя просьба. Припомните число, когда Каребин принес пьесу, и название организации, арендовавшей театр в тот день, – попросил следователь.
– Приблизительно пятого или шестого июня, но точно без нашего бухгалтера не скажу, а Галя будет только завтра. Позвоните мне часиков в одиннадцать и напомните. Иначе забуду. Столько в голове всякого мусора!
Синицын поблагодарил режиссера и поехал на службу. Грушина Слава застал на месте и, как ни странно, в добрейшем расположении духа. Подполковник, используя обеденное время, тянул пиво и посасывал воблу. Даже появление старшего лейтенанта не могло испортить ему настроение.
– С чем пожаловал, баламут? – благодушно поинтересовался он у подчиненного.
Слава доложил о беседе на Кузнецком мосту, попросил разрешения на засаду в квартире вдовы Каребина плюс людей для дежурства и наружного наблюдения. Грушин без всяких споров и комментариев кивнул головой и, вызвав Тому Самойлову, продиктовал ей приказ.
– Все? Ты удовлетворен? – переспросил он Синицына и жестом отпустил секретаршу.
– Так точно,