нам в руки попали, – усмехнулся Перезван – молодой, лет двадцати, боярский сын, младший у отца, отосланный в поход, поскольку дома с ним не было сладу. – К стану овечьей тропкой пробирались.
– Разведчики?
– Похоже на то. Я на месте задал пару вопросов – молчат. Гудмар подойдет – у него заговорят. Я за ним послал.
– Да ладно! – Хельги махнул рукой. – Что они скажут? Я уже ничего не хочу знать о греках, – усмехнулся он, – а хочу лишь, чтобы они ничего не узнали обо мне.
Сохраняя уверенно-небрежный вид, на самом деле Хельги беспокоился с каждым днем все сильнее. Его дозоры окружали приморскую долину, где стояли русы, на случай подхода патрикия Иоанна и его сорокатысячного войска, обещанного Ермием. Но дожидаться его Хельги не собирался. Принимать бой в таких условиях – при такой разнице в численности, не имея даже городских стен для защиты, – было бы безумием. И кто знает, где сейчас этот йотунов Иоанн?
На третий день Хельги счел, что подношений для морского царя набралось достаточно.
– Ты и меня бы отдал, да, если бы морской бес захотел? – кричала ему сегодня утром Акилина, убедившись, что отговорить его от задуманного не выходит.
Он промолчал. Да, отдал бы, если бы какой-то знак на нее указал. И ее, самую лучшую часть своей греческой добычи.
Потому что в походе нет ничего важнее и дороже дружины. Ради всех этих людей – шведского наемника Стейнтора, ильменского боярина Селимира, отроков Ночки и Кочки – Хельги отдал бы и синие греческие чулки с узором из цветочков и крестиков, и свой новый шлем. Причем без малейшего сожаления. Чтобы сохранить дружину, можно отдать золото, шелка и пленниц, потому что дружина добудет все это вновь, а без дружины вождь не сохранит ни собственную жизнь, ни свободу.
Но, кроме жизни, нужно сохранить честь. Без чести дружине не будет удачи, а тогда она – ничто. Русы в Никомедии выбрали честь, и теперь он любой ценой должен был выкупить их жизнь.
– Я уйду от тебя! – кричала Акилина в ответ на молчание Хельги. – Это уже превыше всякого терпения! Я не могу в этом участвовать! Пусть меня опять схватят и засунут в монастырь… Нет, на этот раз меня просто удавят! Но Господь помилует меня, Он увидит, я все же не такая дурная женщина, чтобы жить с человеком, приносящим жертвы бесам!
Хельги велел позвать Раннульва и выдать Акилине две сотни номисм из Стахиевой казны. Больше ей было бы трудно носить скрытно – да и страшно расхаживать молодой женщине, имея при себе сокровище, на которое можно скромно прожить лет сорок или обзавестись своим хозяйством.
– Будь счастлива! – пожелал Хельги на прощание, подойдя к ней, стоявшей среди груды разноцветного платья. Акилина бешено и бесцельно рылась в нем, осознав, что унести сможет только то, что на ней надето, но надевать самое дорогое будет смертельно опасной глупостью. – Желаю тебе найти хорошего мужа и жить так, чтобы и василевс, и бог не держали на тебя зла.
– Ненавижу тебя! – Со злыми слезами на глазах Акилина оттолкнула его руки от себя. – Лучше бы я осталась у Марии Магдалины!
– Знаешь, я бы