шею, и Однолету приходилось сипеть.
– Так называется один мощный фильм…
– С Аль Пачино, – осенило Пашу.
– Да. Полицейская драма о том, как белые вороны меняют мир.
– И как? Удалось изменить?
– Белым воронам иногда везет. Так что делайте выводы.
За последующие сорок минут Однолет узнал, что Бусю-блондина зовут Макс, а Бусю-шатена – Алекс; что последние полгода они стояли в очереди за щенком хаски и даже успели придумать ему имя.
Серпико, как и следовало ожидать.
Собачья порода и имя для щенка оказались единственной вещью, не вызывавшей у Макса и Алекса разногласий. Они обсудили три сериала, о которых имели диаметрально противоположные мнения; таинственного Курепина, таинственную Зазу Наполи, старую пидовку КаТэ, еще более таинственную, чем все остальные; грядущее католическое Рождество (Макс склонялся к мысли о поездке в Рейкьявик, а Алекс настаивал на Гоа), реставрацию Новой Голландии (Максу она понравилась, а Алексу – категорически нет), а также «фестивали, конкурсы, концерты». И все то, что нравилось Алексу, отвергалось Максом. И наоборот:
Ну, Бу-у-усь, это же хернина полная, согласись!
Неясно, что ли, что все это – говнятина, Бу-у-усь!
Даже обсуждение однолетовской бороды переросло в склоку, закончившуюся сакраментальным «жопе слова не давали!». Это сакраментальное Макс бросил Алексу и был, в общем-то, прав: стриг Пашу именно он, а Алекс всего лишь отвечал за кофе. И за конфетки с печеньками. И конфетки, и особенно печеньки оказались кстати: рыская в поисках нужного видео, Паша не жрал с самого утра. От ни на минуту не замолкавших геев (оба Буси были классическими геями, тут и к гадалке не ходи!) у опера Однолета разболелась голова, и он даже подумывал о том, чтобы вытащить свое суровое и беспощадное удостоверение. И сунуть его в холеные гомофизиономии. И посмотреть на реакцию. Но поначалу сделать это мешала накидка, спеленавшая Пашин торс. А потом… потом он решил «не высекать», как сказал бы капитан Вяткин. И просто сидел и искоса посматривал в зеркало: что-то безумный Макс еще придумает с моей бородой?
У Макса оказалась мастеровитая и твердая рука. И несомненный талант стилиста. Борода Однолета, до сих пор служившая бессмысленной ширмой его – таким же бессмысленным – губам, неожиданно приобрела самостоятельную ценность. Теперь ее сложная и прихотливая структура (три пары ножниц, машинка для стрижки, жгуты и нити) подчеркивала выигрышные черты и умело маскировала провальные.
Не Тор, само собой, но викинг из третьей сотни – точно.
– Морда у вас, конечно, как башмак, – сообщил Паше перфекционист Макс. – Но тут уж ничего не поделаешь. Могу нанести маску в качестве временной меры. Синяя глина, минералы, перчик халапеньо. Делу это вряд ли поможет…
«Перчик халапеньо» в гейских устах прозвучал более чем двусмысленно.
– Не надо маску. – Однолет вцепился в подлокотники и инстинктивно вжался в кресло. – По-моему, все и так очень хорошо…
– Действительно, Буся. – Алекс решил поддержать Пашу. – Не навязывай