равно бизоны сумели как следует помять Огра, да так, что тот был ни жив, ни мертв. Мадмуазель Люся, которая без пяти минут мадам Гуг, осмотрела потерпевшего когда его вытащили наверх и только пожала плечами. Медицина тут была бессильна. Этот Огр был все жив, но это было ненадолго. Многочисленные внутренние повреждения, разрывы брюшной полости и переломы костей не оставляли ему ни одного шанса. Еще бы, когда несколько осатаневших от ярости коров топчутся своими копытами по человеческой тушке, то каким бы крутым качком тот ни был, конец будет однозначным и очень печальным. Не стоило тратить на раненого и так небольшой запас медикаментов. Единственно, что стоило сделать, так это заварить ему маковой соломки*, чтобы кончина его была по возможности безболезненной, что и было проделано со всем тщанием.
Примечание авторов: * опийный мак сейчас растение высокогорное, а в те времена вполне мог по дикому произрастать в тундростепях и использоваться Мудрыми женщинами наших предков как естественный анальгетик.
Бедняга Огр, отошедший в иной мир без лишних мучений, был единственной жертвой этой охоты, все остальные охотники не были даже поцарапаны, и теперь вместе с загонщиками добивали остатки бизоньего стада. Охота, можно сказать, была закончена, и пришло время заняться разделкой туш и приборкой территории, чтобы потом на этом же месте когда-нибудь провести еще одну охоту.
Тогда же и там же.
Люси д`Аркур – медсестра, свободная женщина и уже почти не феминистка.
Ну вот, жизнь мою теперь точно не назовешь монотонной. Уже второй раз я участвую в охоте. Правда, в качестве наблюдателя, но это ничего не меняет. Да, черт побери, вынуждена признать, что я даже стала находить в этом какой-то кураж. Поначалу было несколько странно и непривычно ощущать этакое раздвоение личности – одна половина меня с ужасом наблюдает за избиением несчастных, ни в чем не повинных животных, а другая – ликует и наслаждается. Вокруг меня атмосфера азарта и опасности, я слышу резкие крики загонщиков, хрипы раненых бизонов, обоняю запах крови – такой сладковатый и возбуждающий, от которого во мне поднимается что-то такое темное, древнее, от чего мне хочется кричать и прыгать в пароксизме первобытного восторга и чувства сопричастности к происходящему… У меня даже учащается пульс, и кажется, будто я выпила хорошего старого вина – о, это упоение охотой, ни с чем не сравнимое! Ты ли это, Люси дАркур? В такие минуты, как сейчас, я начинаю думать, что мне несказанно повезло. Что я поймала за хвост редкую удачу, предоставившую мне возможность испытать то, что никогда, никогда не могла бы я испытать в том, нашем, пресном и скучном мире. В такие минуты тот мир представлялся мне аквариумом, в котором меланхолично плавают сонные рыбы, занятые своей неспешной мелкой суетой, не подозревающие, что можно жить вот так – дыша полной грудью, пропуская через себя мощный пульс жизни и каждую секунду осознавая величие Божьего замысла… Есть ли что-нибудь прекрасней этого? Что бы я ответила,