физиономию своего работника. – Кто-то умер?
– Скорее, воскрес… – Сева извинился и вышел в коридор.
– Что значит «воскрес»? – послышалось в трубке. – Меня вроде бы не хоронили.
– Ты еще и на иврите понимаешь? – сказал Сева, потирая лоб и испытывая острое желание проснуться – невыполнимое по той простой причине, что все это происходило наяву. – Ты где?
– Да тут я, тут, недалеко от тебя… – засмеялся Клим. – В ирландском пабе имени хренового писателя Джойса. «Leo's» – знаешь такой? Выходи, поговорим, пивка попьем. Как когда-то.
– Эй, красивая, – крикнул он на иврите кому-то, видимо, официантке. – Принеси-ка мне, душа моя, еще пару пинт и чипсы… Слышал, Севушка, я уже и заказал. Спускайся, пока не выдохлось.
На ватных ногах Сева побежал к лифту.
В заведении было людно; остановившись у входа, Сева окинул помещение сначала беглым, а затем внимательным взглядом, но Клима не обнаружил. Что за черт?
– Эй, парень!
Сева оглянулся. Из-за столика поднялся и шел к нему жилистый, загорелый до черноты мужик в широкополой соломенной шляпе и выгоревшей футболке неопределенного цвета с круторогим рисунком Компании природных заповедников… Клим?
– Клим?.. Клим!
Они обнялись. «Второй раз…» – подумал Сева и сказал вслух:
– Что-то мы часто обниматься стали.
Клим отстранился и какое-то время рассматривал друга, поблескивая маленькими выцветшими глазами.
– Раздобрел, раздобрел… сидишь все небось по клавишам бьешь? Эх, Сева, Сева…
Сели за стол, отхлебнули красного ирландского эля.
Сева молчал, не зная, с чего начать.
– Веришь ли, – сказал Клим, искоса поглядывая на него. – Из всех искусств для нас важнейшим является «Murphys». В Иудейской пустыне есть все необходимое человеку, кроме хорошего пива.
– И давно ты это установил?
– Насчет пустыни? Давно. Пятый год пошел.
– Сволочь.
Клим неловко поерзал на скамейке.
– Ну, виноват, согласен. Извини. Тут ведь как получается – чем дальше, тем виноватее себя чувствуешь. А чем виноватее, тем труднее признаться, вот такой заколдованный круг. Все откладываешь на потом, все дальше и дальше… Если уж на то пошло, я вообще здесь случайно оказался.
– С судном?
– Ты знаешь, что я плавал? – Клим вскинул удивленные глаза. – Ну ладно, неважно… Да, с судном. Зашли в Хайфу, встали под разгрузку, а тут забастовка. Застряли на неделю.
Он начал рассказывать, сначала характерными для него скупыми короткими предложениями, а потом мало-помалу воодушевился, и это был уже новый Клим, похожий на прежнего не больше, чем техасский ковбой-пистолетчик из голливудского вестерна походит на бледнолицего питерского шабашника эпохи застоя. Кривя губы, он говорил о своих последних российских годах, уже после севиного отъезда, о том, как все разом хлопнулось, вернее, лопнуло без следа, как лопается воздушный шарик… нет, хуже – потому что от шарика хотя бы остается