картину, которую довела до окружающих. А поскольку ее авторитет в данном конкретном месте, как Алексу стало ясно чуть позже, был практически непререкаем, все остальные эту картину приняли. По привычке. Потому что последние идиоты, решавшиеся спорить с фрау Мартой, покинули этот дом еще года четыре назад… Окончательно же сомнения на его счет (если они у нее, конечно, еще были) были развеяны после того, как тетушка принесла ему уже знакомую по предыдущему посещению этого дома фотографию и, указав на того самого пухлощекого карапуза, сообщила:
– Вот это твой отец.
Алекс, к тому моменту уже оклемавшийся настолько, что мог выдавить из себя несколько слов, скорчил подобающую моменту умилительную рожу и, повинуясь внезапному желанию, ткнул пальцем в изображенное семейство и прохрипел:
– А это дядюшки Вильгельм, Йохан, тетушка Эльза, вы, тетушка Марта, дядя Гюнтер и тетя Эстер, так? Отец мне рассказывал про это фото.
– Ах, Алекс… – тетушка Марта прослезилась и притянула его голову к груди. – Если бы даже у меня и были бы хоть какие-то сомнения в твоем отношении, то сейчас от них точно бы ничего не осталось.
Выздоравливал он довольно быстро. Возможно, вследствие молодости и крепкого организма. А может, из-за того, что сочетание современной фармакологии с дедовскими приемами типа банок, горчичников и паровой ингаляции над вареной картошкой, которые прописал ему местный доктор, вызванный из Альтдорфа на следующий день после столь эпического появления «племянника из Америки» в доме своих предков, неожиданно оказалось суперэффективным. Так что уже через четыре дня горло прошло настолько, что он начал говорить. Сначала пару слов, затем пару предложений. Впрочем, пользовался Алекс этими возможностями не слишком часто. Потому что в его положении самым умным было молчать и слушать… А еще через три дня тетушка Марта наконец разрешила вставать с кровати и самостоятельно оправляться в ночной горшок. Ну не было здесь теплых туалетов, не было! А на улицу она ему выходить категорически не разрешила… И именно с этого момента у Алекса начались самые тяжелые проблемы. Потому что тетушку интересовало все – кто мама Алекса, где они жили, кем устроился в Америке «малыш Карл», есть ли у него еще дети, где Алекс учился и еще тысячи разных вопросов. А ответить на них, как вы понимаете, ему было совершенно нечего. Нет, кое-какую версию своей жизненной истории он, пока лежал с больным горлом, успел придумать, но, как выяснилось, придуманного оказалось совершенно недостаточно. Ну вот скажите на милость, как современному человеку предусмотреть вопрос: в какой храм они ходят по воскресеньям и как зовут пастора? Или сколько стоит мясо и зелень в ближайших лавках? И вообще, в каком районе Чикаго они живут? Алекс с трудом вспомнил, что вроде как почти в любом американском городе обязательно есть Даунтаун. Так и ответил. Но это же надо было сделать с налету! Слава богу, его регулярную заторможенность при неожиданных для него вопросах пока списывали на последствия