всеми невзгодами.
– А где Натусик, Кир?
Нахмурившись, потерла виски, чувствуя, как сегодня здесь душно.
– Я позвонила ему утром, он сказал, что ему нехорошо из-за вчерашнего возлияния, и решил побыть в отеле до нашего отъезда.
– Я уверена, он смотрел новости и теперь боится высунуть нос из гостиницы…
Я хмыкнула, соглашаясь:
– Думаю, ты права, наш логистик чрезвычайно щепетильно относится к своему здоровью и внешности…
– А я думаю, в данной ситуации он прав. – Мы с подругой посмотрела на Леню, а он сверлил взглядом свою жену. И в его глазах я заметила тревогу за нее, глубокую любовь и нежность. Нахмурившись, он погладил ее по щеке и пробормотал: – Ты немного горячая, Лен. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Немного душновато, а так все хорошо…
– Знаете, Леонид, мне тоже здесь душно. Может, пойдем, выпьем чаю и плюшками побалуемся?
Решили – сделали, но уже через пару часов Лена почувствовала себя совсем неважно, и они с мужем уехали, пообещав позвонить вечерком.
Отсидев положенное время, я отправилась в гостиницу. Натусика не оказалось в номере, и я все сильнее нервничала. Уехать без него не могла, потому что мы вместе приехали на моей машине, осталось только заночевать в Гавре.
К ночи я не выдержала и позвонила Лене; трубку неожиданно взяла ее старшая сестра Зоя:
– Я слушаю!
– Э-э-э, Зоя… а можно Лену…
– Все кончено, Кир, все кончено… Мамы с папой уже нет, а Лена… Она в больнице умирает. Леонид тоже с ней и тоже заражен, они там вместе, как и всегда. Я тоже туда иду, Кир. Это снова началось… – я слышала, как Зоя рыдает, – мы все умрем, и уже ничего хорошего не будет…
Я похолодела, услышав новости, но, когда в трубке послышались лишь короткие гудки, мне стало страшно и больно. Остервенело набирала номер, но Зоя больше не брала трубку. Несколько раз попыталась связаться с Натусиком, но и он молчал. Сходила к администратору и попросила вскрыть его номер, чтобы удостовериться, что с ним не приключилось ничего страшного. В номере Натусика не было, но, скорее всего, он спешно покинул его, забыв некоторые мелочи. Меня отправил на конференцию, а сам сбежал домой, испугался.
Несмотря на его поведение, я успокоилась, убедившись, что он хотя бы жив и не валяется здесь мертвым.
Тем временем я и сама ощутила ухудшение состояния. И когда поняла, что у меня жар, и увидела знакомые красные пятна на лице, предвещающие скорое отслоение кожи, уже не сомневаясь и не тратя времени на сборы, отбыла в Тюбрин. И я знала: еду туда умирать. Мне лишь хотелось, чтобы это произошло в доме моих родителей, может, хоть таким образом я буду ближе к ним.
Последний час прошел на грани бреда. Температура поднялась до такого уровня, что в глазах стоял белесый туман, мешающий видеть. Слабость разливалась по телу, превращая мышцы в желе. Вела машину уже на автопилоте и все чаще замечала автомобили в кюветах или на дорогах, с раскрытыми дверями, а возле них лежали и сидели