И, знаете, счастливая жизнь! Несмотря ни на что! Наследственность у меня – хуже некуда: мать умерла в 31 год от туберкулеза, отец погиб в автокатастрофе в 47 лет, но был уже инвалидом 2-й группы, два брата умерли в раннем детстве, я остался сиротой в шестилетнем возрасте, и так далее…
А жизнь в результате – счастливая!
Но какую же огромную роль сыграло в этом «то самое»! Красота, любовь, уважение ко всему, благодарность… И – «это».
Пока писал, много событий произошло и удалось даже опубликовать солидный «альбом фотоживописи» под названием «Прикосновение» – то есть «прикосновение к Замыслу Творца», так скажем. К тому времени о моих фотографиях «обнаженной натуры» уже писали и в знаменитом журнале «Плейбой» (смотрите эпиграф), и в русском издании «Пентхауза» – вот, кстати, цитата оттуда:
«Маститый прозаик Юрий Аракчеев, член Союза писателей, автор десятков книг для детей и юношества, вышел, наконец из эротического подполья, где провел годы застоя. Благообразный советский писатель был на самом деле тайным «порнографом» (с точки зрения тогдашней юриспруденции, разумеется) и снимал десятки хорошеньких девушек на своем старом диване, придавая кадрам разнообразие с помощью наложений и прочих ухищрений. И сегодня мы смело можем назвать Юрия флагманом советской эротики».
Журнал «Пентхауз», русское издание, №1, декабрь 1992 г.»
Заметка эта меня тогда весьма удивила, хотя, честно сказать, и обрадовала.
Во-первых, я никогда не считал себя «благообразным советским писателем», ибо больше половины написанного мною в советские годы не увидело свет по причине цензурных запретов, а то, что увидело, было частично изуродовано. Хотя я честно бился за то, чтобы не уродовали, однако силы были неравны.
Во-вторых, ни в каком «эротическом подполье» я не был, то есть не только не скрывал своих занятий «эротической фотографией», но – наоборот! – приглашал к себе гостей на просмотры слайдфильмов; мои фотографии, таким образом, видели сотни людей, а некоторые – очень немногие – были даже опубликованы. Да, я писал рассказы, повести, даже роман, где были сцены, которые можно назвать «эротическими», без всяких колебаний давал их в редакции, считая, что ни о какой «порнографии» в них нет и речи. Увы, их неизменно, иногда и с раздражением возвращали. Так что если и был «порнографом» (с точки зрения тогдашней юриспруденции, разумеется), то вовсе не «тайным».
Но в-третьих… В-третьих, при всем при том, прочитав заметку в «Пентхаузе», я ощутил гордость. «Флагман советской эротики» – каково! Причем названный таковым не кем-нибудь, а – известным эротическим журналом! Это я-то, который очень долгое время считал себя – ровно наоборот – слишком робким, неразвитым с «эротической» точки зрения… Это я-то, который завидовал тем, у кого все «этакое» получалось легко и непринужденно… Это я-то, который в первый раз поцеловал девушку в том возрасте, когда многие сверстники мои имели уже солидный «послужной список» весомых сексуальных побед… А лишился целомудрия «флагман» и вовсе лишь тогда,