ловых и фиолетовых крокусов, над шеренгами молочных и бледно-желтых нарциссов был разлит слабый, но устойчивый цветочный аромат. Предрассветную тишину просыпающегося города разрывало веселое птичье разноголосье, сменившее тревожную перекличку ночных птиц.
Окно в спальне Ольги, как и в большинстве многоквартирных женевских домов, выходило во двор. Жильцам дома сказочно повезло – в их квартале сохранилась часть старинного парка, которая образовала их двор, где не было парковок, а единственным нововведением стали асфальтовые дорожки. Несколько огромных лип и две развесистые черные ольхи, увитые вечнозелёным блестящим плющом, заполняли все внутреннее пространство. С наступлением тепла открылись полные семян ольховые шишечки; белки и птицы, обитающие на деревьях, старались не упустить такое замечательное угощение. На ночь Ольга оставляла окно приоткрытым – из двора тянуло свежестью, запахом древесной коры и мокрой земли, и сегодня ее разбудило мелодичное, чуть хрипловатое воркование горлицы, укрывшейся в ветвях старого дерева. «Ухуху-ухуху– ухуху …». Воркует, красавец молодой, подружку зазывает, настойчив в сладких обещаниях…
Сбросив одеяло, Ольга потянулась, сделала несколько дыхательных упражнений и соскочила с кровати, хотя можно было еще поваляться – ведь воскресенье! Прошлепала босиком к окну и, прикрывшись шторой, прижалась лбом к стеклу, пытаясь разглядеть птицу. «А-а, – покачала головой – вот ты, сизый, где спрятался». Легонько постучала по стеклу, но самозабвенно воркующий голубь ее не услышал. «Ишь как старается, без пауз, словно звукозапись включил!»
Вспомнилось, как в Испании, в детстве они с матерью выхаживали прилетевшего в дом молодого голубя. Обессилевшая (то ли в полете ударилась, то ли от хищников вырвалась) птица вцепилась в поручень террасы и, наклонив головку, старалась рассмотреть выбежавшую Ольгу, даже не попытавшись отодвинуться – горлицы доверяют людям. В руки птица не далась, но воды из блюдечка попила охотно и улетать не захотела. Пока Пилар ездила в ближайший магазин за птичьим кормом, горлица, устроившись на столе и перетаптываясь чешуйчатыми лапками, внимательно прислушивалась к нежному голосу девочки, словно понимая сказанное и успокаиваясь: «Ты моя маленькая, ты моя серенькая, ты моя птичка красивая –тихо напевала девочка, глядя на пришельца и отчаянно борясь с желанием погладить шелковистую серую спинку и черную полоску на затылке горлицы. Даже руки за спину заложила, чтобы не сорваться…
Порыв ветра заставил Ольгу поежиться, почувствовала, что замерзла. К окну она подскочила нагишом, любила спать без одежды, кожей ощущая тепло и приятную тяжесть толстого шерстяного одеяла. Скорей, скорей под душ, сначала горячий, потом холодный, как обычно. Растерлась досуха и поспешила включить компьютер, кликнула почту.
Роскошный махровый халат остался висеть на вешалке. Прежде любимый хозяйкой, он уже и забыл, когда обнимал ее влажное, хранившее травянистый запах шампуня тело. Разве мог он соперничать с белой мужской рубашкой, уже стиранной-перестиранной, с чересчур длинными рукавами, с несуразной застежкой на правой стороне? Как привезла ее из Испании, так и не снимает, чудная какая-то…
Забыв про остывающий кофе, отставив в сторону недопитый сок, Ольга уже в который раз тщательно просматривала почту, проверяла спам, заглядывала в архив. Так начинался и заканчивался уже который день подряд. Информация, письма, реклама, уведомления – масса сообщений, но от Сергея – ничего. Ни-че-го! На всякий случай пролистала память мобильника, проверила автоответчик. Утренний голубоватый экран был как две капли воды похож на вечерний – поменялись лишь время и число
Майское утро померкло, да и наступающий день как-то не радовал. Чутьем угадывая ее беспокойство, кот Матюша, успевший сытно позавтракать и приступивший к тщательной санитарной обработке своего корпуса, остановился и замер в позе голосующего задней лапой, не сводя глаз с хозяйки. «Да нет, серенький, не волнуйся. Все хорошо» Вздохнув, Ольга потрепала кота по загривку, потянулась и собрала на поднос посуду, закатав повыше рукава рубашки, которую, незаметно от Сергея, вынула из его сумки перед отъездом. Запомнила примету, в детстве сказанную няней – чтобы вернулся. Уткнулась носом в воротничок. Жидкость для стирки была качественная, без отдушки, и Ольге казалось, что она чувствовала запах кожи любимого…Отнесла в кухню посуду, но экран выключать не стала – пусть хоть какое-то присутствие будет.
Проникший в щель между шторами солнечный свет лег широкой полосой на пол, заиграл бликами на стене, подбираясь к недавно купленной картине. Огромный, занимавшей добрую треть стены офорт был надежно защищен от света и пыли специальным почти прозрачным стеклом (которое обошлось дороже самой работы, но с ультрафиолетом спорить не следовало). В нанесенных талантливой рукой размытых, почти монохромных, но вполне осязаемых очертаниях угадывались то залитые водой камни, то опушка леса в предрассветном тумане, то неясный пейзаж, промелькнувший за окном мчащегося поезда…Смазанные золотистые проблески сулили надежду, в обманчивой неподвижности таилась уверенность и сила. Ольга долго стояла перед картиной, выставленной на вернисаже в известной любителям живописи галерее соседнего городка, погружаясь в зыбкий и такой притягательный