вес 3800 г, 53 см. Я, кстати до сих пор не уверена, что это были наши данные, потому что моего сына никто не измерял и не взвешивал, его почти сразу унесли…
Муж, несмотря на всю эту счастливую информацию, всё равно сначала проехал мимо цветочного рынка ко мне под окна роддома, чтобы убедиться, что всё реально хорошо и только потом, после подтверждения решил, что будет покупать мне цветы. Тогда ещё не было сотовой связи и о том, что произошло, он ничего не знал. И это сообщить ему, тем более ночью, я никак не могла. Виталий крикнул с улицы моё имя, я выглянула в окно и сильно помотала головой в знак отрицания, моё лицо к утру было сильно зарёванным. Этим жестом я попыталась показать, что то, что случилось – ужасно. Он кивнул, опустил плечи и дальше всё пошел узнавать уже сам. Его почему-то в отличие от меня сразу провели к врачу, который занимался нашим сыном и всё о нём знал. Мне до этого момента, как я ни уговаривала и не просила, ребёнка показать отказывались и ничего по-прежнему не рассказывали. Просто говорили, пока нельзя к нему и всё. Через время Виталий вернулся и снова крикнул меня под окнами. Распахнув окно настеж, я услышала с верхнего этажа то, что он мне прокричал:
– Наташа, сын в реанимации, спускайся по лестнице в цокольный этаж. Я договорился, нас к нему проведут.
По лестнице я бежала стремглав. Оказалось, что сын ночью попал в реанимацию, ему сделали переливание плазмы, из-за того, что ночью он был на грани жизни и смерти. Той самой ночью, которой я рыдала и молилась, чтобы он остался жив. Как сказали врачи, переливание плазмы в этом состоянии переносит не каждый взрослый, однако ребёнок справился и остался жив. Не знаю почему, но ничего из произошедшего с сыном ночью, до этой минуты в реанимации мне не сообщали и похоже не собирались.
Муж сумел договориться о том, чтобы меня тоже пустили наконец-то к ребенку, поэтому, когда я спустилась в цокольный этаж, за мной подошли и проводили в детскую реанимацию. Только там мы смогли обняться и встретиться лицом к лицу с нашей новой кошмарной реальностью. И это была первая и самая важная поддержка для меня за эти ужасные сутки. В этот момент Виталий и рассказал мне о том, что именно происходило с сыном этой ночью. Затем к нам подошел мужчина-реаниматолог и проводил в отделение реанимации новорожденных. Он объяснил всё о состоянии сына и о том, что надежда на то, что он останется жив, есть, раз уж он сумел пережить эту самую тяжелую для него первую ночь.
Мы прошли в отделение реанимации новорожденных. Сын лежал в кювезе, такой крохотный…Я увидела его впервые! Расправленные, худющие ножки, не скрученные и прижатые к груди, как у всех младенцев, а просто расслабленно-расставленные по сторонам, в не по размеру больших, непонятно откуда взявшихся шерстяных носочках. На голове была вязаная шапочка, тоже непонятно откуда на нём оказавшаяся. Он спал. К нему были подключены множество трубок и почему-то нижняя челюсть была так сильно запавшей вниз, что весь его вид был от этого невероятно беззащитным и ни на кого непохожим. Словно он из другого мира.
Не знаю, что