дождь, шурша по жухлой траве. А впереди и просвета не было видно, только белесый туман стелился под елями, переползая через тропинку. Но будто бы слабый свет стал виден за этим туманом и блестящими от дождя деревьями. Определенно, это был свет, но только сумеречный и колеблющийся, не похожий на прогалину по руслу реки.
– Костер что ли запалили? – почему-то шепчет Андрей.
– Чего ты, шепотом?..
– Не знаю. Место какое-то странное. Был здесь не раз, а все по-другому.
– По осени всегда так, когда листья опадут. Зимой вообще не узнаешь, – почему-то шепчу и я.
– Так-то так…
Деревья словно отодвинулись, и перед нами открылась поляна, на краю которой стоял темный сруб с провалившейся крышей. Дом казался совсем нежилым, но маленькие оконца и поляна перед срубом освещались керосиновой лампой, которая стояла на подоконнике. Около лампы сидел большой носастый кот с кисточками на ушах и внимательно следил за нашим приближением. Блеснув яркими в свете лампы глазами, словно включив дальний свет, он спрыгнул куда-то вглубь дома. И сразу в оконце возник темный силуэт женщины в накинутом по-простому платке.
– Доложил он ей, что ли? Секьюрити хвостатый, фейс контроль, – толкнул меня Андрей, хрюкнув в кулак.
– Так здесь вообще классика… Баба Яга, кот, избушка на курьих ножках. Ворона только не хватает.
– Вон сидит, – махнул рукой Андрей, показывая на раскоряченную сухостоину, белеющую в сумерках.
И точно: на фоне выбеленного ветрами ствола был виден настороженный ворон, пригнувшийся и взъерошенный от дождя. Сверкнув глазом, он шумно снялся и полетел в ельник. «Крон…кх, кру-ун», – послышалось уже в лесу раздраженное и хриплое, как с простуды.
– Чего птичку побеспокоили? Сидела себе, не мешала… Ходют тут по лесу.., – послышалось от дома ворчливое. – Чего в тепле не сидится, чего все ищете?..
Мы подошли к полуоткрытому оконцу. Из него строго глядела крупная и по-мужски широкоплечая старуха.
– Если что промышляете по воровскому делу, то здесь брать нечего. И деревни рядом нет. Что плохое за душой имеете, так я сама отпор дам, мало не будет, – она показала мосластые кулаки, перевитые жилами. – И ружье имеется.
– Нам бы только к реке выйти. Заблудились, кажется. Вроде, и место знаем, а найти не можем подход к воде.
– Знаете-знаете… Лукавое это место, не простое, теряющееся и заговоренное. Всякий раз новое. Рыбаки, что ли?
– Да, бабушка.
– Бабушка… Внучата… Софья меня зовут.
– А по отчеству?
– Хватит и Софьи. Ладно, Андрюшка и Алексашка, провожу я вас. Вижу, просто побездельничать приехали, рыбалкой балуясь, да водки попить. И не смотрите дураками, вижу я вас насквозь, еще там увидела, когда на дороге встали. Да и встали то не случайно… Это я уж просто так выспрашивала, для формы.
– Софья, вы, кажется, за детей нас держите. Двадцать первый век на дворе. Ведьмаки и ведуньи сейчас в город перебрались, лохов разводить. Если не секрет, как имена-то наши узнали? Из поселкового совета