приходилось на ходу выдёргивать его, лишая себя дополнительной точки опоры. На склонах, расположенных достаточно высоко над рекой, палки приходилось сдваивать, чтобы не съехать вниз и не убиться.
Выше четырёх тысяч, чтобы поставить бивак на пронизывающем ветру, при сильном, почти за сорок градусов, минусе, требовалось напилить лавинной лопаткой кубиков снега, оттаскать их к палаткам, и обложить палатки по периметру. Получалась своего рода стена из кирпичей снега, которая не давала ветру продувать палатки. Готовка еды была отдельным действием и ритуалом.
В тамбуре нашей с Тунгусом палатки сидел я, окружённый джетбойлами, и добавлял из кучи снега под ногами, снежные круглые куличики по очереди во все три джетбойла. Потом добавлял ещё и ещё. В течении часа все три закипели и в два я засыпал заварку, а содержимое одного добавил в автоклав Чижа.
Чиж топил снег в «клаве», пользуясь мультитопливной горелкой, которая питалась местным бензином весьма невысокого качества. Сидел он во второй палатке, расставив свои ноги, а между ног его как раз помещалась горелка, баллон с насосом и пакованы с провиантом. Под самим пиком мы вышли к плато. Встали в центре этого блюдца, окружённого со всех сторон вершинами, с которых каждые полчаса скатывались с громом лавины, клубясь белыми насыщенными облаками и постепенно сходя на нет, приближаясь к плато. Попытка восхождения на вершину прошла неудачно. Времени было в обрез, и нам надлежало возвращаться. Стоянка на «блюдце» была тягостной, поскольку пики скрывали от нас солнце. Мороз крепчал, и на нашем термометре бордовая ртуть ушла за отметку «минус сорок».
Новый год мы отпраздновали, соорудив из трёх трекинговых палок трипод. К триподу примотали скотчем плоский фонарик, так чтобы он светил вниз. Снизу установили карманную ёлочку, которую приберёг специально для такого случая Тунгус. Пока было светло, водили вокруг ёлки хороводы. Потом собрались в Чижиковой палатке пить спирт. Спать легли в 22:00.
На марше вниз как-то совершенно не вспоминалось о холоде, и о перекусах. Вечером вернуться к Пиру Лянгари – было прекрасным стимулом само по себе. Около середины дня, после небольшого перекуса я перестроился в тыл, так как скорость моя сильно упала. Необходимо было преодолеть склон, с которого мы пять дней назад скатывались вниз на попах. На этом подъёме я совершенно выдохся, а Тунгус уронил вниз, торчащие у него за оттяжкой дуги от палатки. Когда он сообщил, чтобы мы застопорились, ожидая, пока он сгоняет вниз за чехлом с дугами, я сказал ему, что в этом нет необходимости, поскольку дуги у наших палаток взаимозаменяемы.
Одолев подъём, мы, не отдохнув вдосталь, поскакали опять делать сброс. У поворота к реке, мы с Тунгусом остались в тылу вдвоём. Вдоль реки было идти вообще одно удовольствие. Ты смотришь на реку, она как бы течёт против всех земных законов вверх, и понимаешь, что ломишься вниз. Это давало силы. Начинало темнеть, мы пёрлись вдоль реки по левому её