адостном, светло золотом липовом меду… Уходящая в закат аллея – ворота в Ад.
Но в тот момент Казимир не знал, даже не догадывался, щелкая затвором фотокамеры, что судьба уже подвела его к той невидимой черте, за которой пропасть. Он не чувствовал, что первые камушки уже посыпались из-под соскальзывающей вниз, в черную бездну ноги…
– Полина, поверни немного голову вправо! – советовал он, продолжая щелкать кадр за кадром. – И подбородок чуть-чуть вверх… Вот так, хорошо! Просто отлично!
Полина, почувствовав себя настоящей моделью, позировала перед фотографом, сияя очаровательной улыбкой. У нее была такая улыбка, что солнечный свет мерк перед ее блеском! И волосы… Белокурые локоны, распушенные игривым ветерком, образовывали что-то вроде нимба вокруг головы. И нимб этот светился, играл в солнечных лучах всеми оттенками золотого с розоватыми отблесками. Боже мой, с восторгом думал Казимир, глядя на свою модель, у нее розовые волосы! Никогда и нигде он не видел такого чудного, восхитительного оттенка. Это солнце, уже лениво клонившееся к западу, запуталось в волосах Полины. И он продолжал щелкать затвором, силясь успеть, уловить этот неповторимый миг.
– Поля, подвигайся, потанцуй что ли… Я хочу заснять тебя в движении.
И Полина танцевала под неслышимую музыку, то вскидывая вверх изящные, тонкие руки, то вытягивая в сторону точеную ножку. От созерцания хрупкого запястья и кокетливо выгнутых пальчиков в груди у Казимира что-то начинало тихонько подрагивать, вибрировать, словно отзвуки шаманского бубна. От ритмичного щелканья затвора камеры он словно впадал в транс и окружающие их деревья, залитые закатным солнцем, отодвигались, растворялись в пространстве. Оставалась только Полина с ее восторженной улыбкой, изяществом и негой движений юного девичьего тела, и розовым отсветом в волосах…
Казимир смеялся вместе с ней, продолжая фотографировать. Счастье переполняло его, словно солнечный свет, согревало, делало легким, воздушным, готовым вот-вот улететь в высокое, безоблачное, августовское небо.
– Покружись, Полина!
И она кружилась, поднимая фонтанчики пыли с земли носком туфельки. А короткая пышная юбочка, как лепестки цветка, крутилась вокруг стройных, упругих бедер. Он навел резкость и сквозь глазок фотокамеры увидел легкий, еле заметный пушок, покрывающий ее ноги. В подушечках пальцев появилось покалывание, еле заметное, легчайшее, словно его пальцы едва-едва касались покрытой этим пухом, точно персик, теплой шелковистой кожи. Сквозь трикотажную ткань блузки проступали очертания маленькой девичьей груди.
Казимир сглотнул застрявший в горле ком. Что-то происходило с его зрением. И без фотокамеры на расстоянии десятка метров он отчетливо видел, как пульсирует на ее нежной шейке тоненькая голубая жилка, как белокурая прядь волос кольцом окружает восхитительное розовое ушко с нежнейшей мочкой, в центре которой виднелась крошечная дырочка от сережки… Он почувствовал, как рот наполняется слюной, точно он, измученный голодом, вдруг увидел невыразимо прекрасный деликатес. На секунду он застыл, перестав щелкать затвором, и провел языком по вдруг пересохшим губам. Вот бы узнать, какая на вкус мочка этого милого ушка?.. Какая она вся на вкус?.. И жаркая, словно кипяток, волна, зародившись внизу живота, плеснула вверх, в самое сердце, вылившись нездоровым румянцем на лице, сбив дыхание, разгоняя сердцебиение, заставляя дрожать пальцы, вцепившиеся в фотокамеру, как в спасательный круг.
Секунду спустя он уже весь дрожал от еле сдерживаемого желания. Господи боже, но так нельзя, невозможно! Сознание заметалось в тщетных попытках обуздать взбунтовавшуюся плоть. Это же безумие! Он опустил камеру и оттянул ворот рубашки, вдруг петлей палача сдавившей шею. Сердце стучало в висках. Он уже не ощущал ни счастья, ни легкости, всего минуту назад переполнявшие его. Во рту пересохло, казалось, даже язык присох к небу, лишая возможности говорить. Он отвернулся от все еще порхающей, как бабочка, юной модели, пытаясь скрыть свое возбуждение, и дрожащей ладонью вытер выступившую на лбу испарину.
– Хватит на сегодня, Поля, – произнес он и не узнал собственный голос, – я устал.
– Ну, папа-а-а, – заныла пятнадцатилетняя Полина, изобразив умоляющую гримасу на хорошеньком личике, – давай еще немного по фотографируемся! Я сегодня же выложу эти фотки на своей страничке в одноклассниках. И пусть все сдохнут от зависти!
– Да, конечно, обязательно сдохнут, – пробормотал Казимир, переводя дыхание и глядя, как солнце садится в мягкие густые кроны лип.
Сердцебиение утихало, внутренний жар потихоньку угасал. Казимир глубоко вздохнул, успокаиваясь. Он еще не знал, что потерял покой навсегда, что жизнь его изменилась безжалостно и безвозвратно, и что прежние мир и покой вместе с лучами солнца неумолимо ускользали в прошлое, оставляя его один на один с сумерками, с подступающим к душе ночным мраком.
Глава 1
Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что Лидия Петровна вздрогнула и уронила ложку, которой перекладывала варенье из банки в хрустальную вазочку. Кого это Бог принес в неурочный