рыдать по Хрюну, – загрызть того было очень проблематично.
– И тебе своего друга не жалко? – поинтересовался Хрюн.
– А чего его жалеть, захвалили, ему как раз тебя и не хватает.
– А меня тебе не жалко?
– А ты должен развиваться, совершенствоваться, вот и выяснишь, бывают еще хуже, чем я или не бывают.
– Я с зайцем не хочу расставаться, сжился с ним, – вопил все громче Хрюн.
Степан боялся, что и его за компанию отдадут поэту.
Он робко выглянул из-под стола.
– Ничего, он от тебя отдохнет немного. А после разлуки встреча будет приятнее.
– Если вообще будет, – уже чуть радостнее отозвался Степан, – его вроде опасность миновала, если и отдаст куда Алина, то не к Пупкину все-таки, а это уже не так плохо.
А Хрюн выдохся и обессилил совсем.
– И все только из-за того, что я тебя немного покритиковал? – он решил идти на переговоры с Алиной.
– Я должна делиться с другими, ты единственный и неповторимый, Пупкин без тебя испишется и сопьется. Ты ему просто необходим, а мы со Степаном будем ждать и скучать.
В прихожей раздался звонок.
Когда Алина вернулась вместе с тем самым поэтом, за это время он стал еще страшнее, и разило от него перегаром так, что Степан зашатался.
– Где мой поросенок? – спросил Пупкин.
Квартира была небольшая, обычная квартира, но, сколько не искали Хрюна, они его так и не нашли. В последний момент и Степан спрятался на всякий случай, вдруг он ему достанется, как утешительный приз.
– Снова Новый год я буду совсем один отмечать, – заявил Пупкин, – а собирался, как все нормальные люди, поросенка с хреном поесть.
– Я тебе критика нашла, а ты его есть собрался? – удивилась Алина.
Пупкин ей подмигнул лукаво.
Только тут разглядел Степан, что был это актер их любимого театра, а вовсе не сам поэт. Но для зайцев и поросят все люди на одно лицо.
Актер ушел. Играл он пьяного поэта классно, ничего не скажешь. Алина пригрозила Степану, да он и сам бы ничего не сказал, даже если бы она его о том не просила.
Хрюн только через полчаса тихонько выбрался из дальнего угла шифоньера, от него воняло нафталином и апельсиновыми корками, а на плече примостилась моль средних размеров.
Он с грустью уселся в кресло и молчал весь вечер.
Когда заявился сам актер, игравший недавно Пупкина, Степан его не узнал, а Хрюн и не мог узнать, – симпатичный такой и обаятельный актер.
Веселились они до утра..
И только когда он сказал на прощание, что поросенка с хреном ему так и не удалось попробовать, Хрюну это что-то такое напомнило.
– Да что им всем поросята дались, что есть больше нечего, – начал возмущаться снова неисправимый наш критик.
– Если он критика съест, – говорил Степан, – то театру жить легче будет.
– Подавится, – проворчал Хрюн.
Но Новый год наступил, и Критик чудом остался цел. Только усвоил, что поэты и сказочники