на подножке грузовика, он увлечённо перебирал мобильники. Много, десятки мобильников, которые вывалил к ногам из какого-то ящика. Некоторые отбрасывал, другие… Уилф не верил глазам. Негритёнок нанизывал их на шнурок и вешал на шею, как ожерелье. По временам отвлекался, нажимал на кнопки, то ли во что-то играл, то ли проверял функции…
Они же не работают, подумал Уилф и ясно почувствовал, что сходит с ума. Но не смотреть не мог. Он должен был смотреть и запоминать, чтобы потом – если будет какое-то потом – никто не мог сказать: они тоже люди. Никто. Никогда не мог сказать.
Вопль губастого гиганта, наблюдавшего из джипа, прервал страшную вакханалию. Что кричит их… вождь? шаман? кто? – Уилф не мог разобрать, это был чудовищный «эбоникс»4. Но детей – тех, кто был жив – стали сгонять и строить в шеренгу на коленях.
Из толпы вышли двое здоровяков с бейсбольными битами. Встав с двух концов дрожащей и плачущей шеренги, они чего-то ждали.
Гигант опять завопил и ударил себя в грудь кулаком. Его ритмичные вопли подхватила вся толпа – вскидывая руки и притопывая. И тогда…
Уилф грыз себе пальцы. Во рту был вкус крови, и он перестал это делать, потому что пальцы были нужны, чтобы стрелять.
Взмахивая бейсбольными битами, негры стали, продвигаясь по шеренге, дробить головы детей – ударами в затылок. Позади них оставались корчащиеся тела; кое-кто пытался ползти. Несколько ребятишек, вскочив, снова бросились бежать и потонули в толпе – через минуту Уилф увидел, как одного из них – извивающегося и истошно кричащего – вскинули над толпой на руках и с размаху насадили животом на штырь магазинной вывески сбоку от колонки. Ребёнок перестал кричать, но продолжал крутиться, дёргаться и никак не затихал.
Уилф уткнулся лицом в землю и закрыл уши руками. От земли пахло сыростью и травой, и мальчишка вцепился в неё широко открытым ртом…
* * *
Было уже под утро, когда Уилф кое-как добрался до старых складов. Он пробирался именно туда, чтобы отдохнуть. В его прошлой детской памяти старые склады были огромными пустыми помещениями с массой укромных закоулков, в которых было здорово играть, ну а сейчас – сейчас можно было отсидеться и перележать. Он еле тащил ноги и с трудом заставлял себя не думать о виденном.
Мальчишка не мог себе представить, что ждёт его на складах.
О том, что и тут всё плохо, он стал подозревать, когда увидел прямо около въезда две сожжённые машины – гражданский грузовик и полицейский форд. Трое полицейских – в окровавленной форме, буквально изодранные в клочья пулями – лежали чуть в стороне от въезда кучей, с полдюжины негров валялись с другой стороны въезда.
Потом он почуял запах. Запах бойни. И приостановился, но всё-таки пошёл дальше – к распахнутым настежь большим воротам.
Свет каким-то чудом работающего прожектора падал снаружи в большие, закрытые частой