маг, – настало время экзамена».
«Но что случилось? Что это было за перо?» – вскричал Таксим.
«Вы не можете остановиться на самом интересном месте!» – протестовал Вонгулдак.
«Мы продолжим после экзамена, и только в случае, если вы покажете действительно выдающиеся результаты», – сказал великий маг.
Когда испытание закончилось, и Вонгулдак и Таксим продемонстрировали свои знания по основам колдовства, великий маг отпустил их отдыхать. Однако парни, которые обычно не могли усидеть спокойно даже на уроках, отказались покинуть свои места.
«Вы сказали, что после испытаний расскажете нам историю о писце и его зачарованном пере», – сказал Таксим.
«Вы уже начали рассказывать об этом писце, как он жил один, как спорил с секретарем Храма из-за бюллетеня, который он готовил для рассылки, и как он заболел красной чумой и не мог говорить. Вы остановились на том, что его посыльный зачаровал письмо своего хозяина духом одного даэдра по имени Фейфолкен», – добавил Вонгулдак, чтобы освежить память великого мага.
«Ну что ж, – сказал великий маг. – Вообще-то я собирался немного поспать. Однако это история расскажет вам кое-что о свойствах духов, а это в свою очередь связано с колдовством, так что я продолжу.
Торбад воспользовался пером для записи бюллетеней Храма, и что-то изменилось в слегка наклонных буквах, которые Торбаду нравились больше всего.
Глубокой ночью Торбад сложил вместе бюллетени Храма Аури-Эля. Как только он касался страницы пером Фейфолкена, она становилась произведением искусства, светящимся золотым манускриптом, написанным хорошим, простым и сильным языком. Выдержки из проповедей читались, как поэзия, хотя базировались на простой проповеди настоятеля, касающейся общеизвестных моментов Алессианских доктрин. Некрологи, посвященные двум главным покровителям Храма, были написаны так, что жалкие мирские смерти превратились в мировые трагедии. Торбад трудился так долго, что уже готов был упасть в обморок от изнеможения. В шесть утра, за день до срока, он передал бюллетень Горгосу, чтобы тот в свою очередь, отнес его Алфиерсе, секретарю храма.
Как и ожидалось, Алфиерса не написала ему в ответ ни слова благодарности, хотя бы за то, что бюллетень был прислан так рано. Это не имело значения. Торбад знал, что лучшего бюллетеня Храм не выпускал никогда. В час дня в сандас, Горгос принес ему множество писем.
„Бюллетень сегодня был так прекрасен, что, когда я читал его в вестибюле, стыдно сказать, но я горько плакал, – писал настоятель. – Не знаю, случалось ли мне прежде видеть что-либо, столь явно прославляющее Аури-Эля. Церкви Фестхолда бледнеют в сравнении с ним. Друг мой, я преклоняюсь перед величайшим художником со времен Галлаэля“.
Настоятелю, как многим носителям этого сана, было свойственно преувеличивать. Однако, Торбад был очень горд этой похвалой. Были и еще письма. Все старейшины Храма и тридцать три прихожанина, молодых и старых,