нет границ, как у той кирпичной стены. Голова закружилась – в глазах все поплыло, стук сердца отдавался эхом в ушах, ладони взмокли и стали липкими.
Я схватилась за железный поручень, чтобы удержать равновесие. Проглотила ком в горле, надеясь, что зрение обретет четкость, голова перестанет кружиться, руки прекратят трястись. Они меня не слушались. Было такое чувство, будто я вот-вот отключусь. И что тогда? Я не только буду снаружи, я буду без сознания, буду уязвимой. Я буду Гулливером, а соседские дети будут маленькие, как лилипуты, будут хватать меня своими крошечными пальчиками, а я буду не в силах их остановить.
Сердце забилось пуще прежнего, но я отказалась сдаваться.
Я спустилась на верхнюю ступеньку и набрала полную грудь воздуха. А потом начала постукивать. Я сконцентрировалась на том, как монотонно барабанят мои пальцы, и в конце концов пульс замедлился, зрение стало четче.
Я посмотрела по сторонам, проверяя, нет ли мусорщика, соседей с собаками или детей на велосипедах. Никого. И тут я поняла, что меня это удивляет. Ну то есть я не ожидала парада или чего-то в этом роде, но это же такое знаменательное событие. Думаю, я по меньшей мере ждала, как у нескольких соседей отпадет челюсть, как они будут пялиться на меня, не веря глазам, сжимая грабли, и в головах у них мысли от: «вот и она, она все еще тут живет» и до: «я думал, она умерла». Но я тут одна. Может, я не Страшила Рэдли. Может, обо мне вообще никто не думал.
Я встала на трясущиеся ноги, крепко сжала ремешок сумки и начала искать на подъездной дорожке мамин «Понтиак». Я так ярко увидела ее за рулем, что пришлось дважды проверить, что ее там нет.
Я кивнула, каким-то образом заставив себя спуститься по трем ступенькам, а потом пошла напрямик к машине. Гравий шуршал под ногами, и я сосредоточилась только на этом звуке, пока мои бедра не коснулись переднего бампера. Прикосновение принесло мне небольшое облегчение. Я сделала это. До машины добралась, по крайней мере.
Юбка моей матери, которую я надела, протирала металл бампера с каждым моим шагом к другой стороне машины. Пятна грязи и ржавчины остались на бежевой ткани, но мне было все равно. Я просто хотела сесть в машину.
И я села. Закрыла дверь с глухим звуком и отклонилась на обитое тканью сиденье, покрытое пятнами от кока-колы и прожженное сигаретами – моя мать так и не бросила курить, хотя и сказала тому репортеру из «Таймс». Раньше меня это бесило, а теперь я находила успокоение в этих знакомых деталях. И в том, что теперь коробка из металла отделяла меня от остального мира. Я выдохнула.
А затем, все еще трясущимися руками, я вставила ключ в замок зажигания и повернула его.
Ничего не произошло.
Попробовала еще раз.
Двигатель зачихал, но не завелся. Подалась вперед и проверила уровень топлива. Маленькая стрелочка показала ниже красной буквы «Е». Я подумала, что это меньшая из проблем у машины, которая столько простояла на месте, но на этом мои познания в машинах заканчиваются. Если она не едет – добавь топливо. Я вытащила