в преддверии международного женского дня. Так для сочинцев засверкали звездочки талантливого педагога Эммы Агасиевны Налбандян.
Плод раздумий и сложных переживаний – программа 1995-ого года об Альберте Швейцере. В глухие времена как никогда нужны светлые личности, светочи. Известный органист, профессор теологии сел на студенческую скамью, чтобы стать врачом и поехать в Африку лечить аборигенов! У него был идеал – его великий Бах! Он написал о нем дважды: на французском и на немецком – прекрасную книгу, он исполнял его сочинения, но ему казалось, что этого мало, чтобы быть достойным Баха, и он совершил свой подвиг врача в глухом поселке Ламбарене… Очень дорога мне и программа тех лет, посвященная 60-летию композитора Альфреда Шнитке. В то время он вместе с врачами и своей прекрасной женой мужественно боролся за свою жизнь. Во время командировки в Москву я познакомилась с его братом, – поэтом Виктором Шнитке, и пригласила его в Сочи. Он приехал и читал в концерте в честь брата свои замечательные стихи. А еще была программа, посвященная Александру Вертинскому. Она называлась «Над розовым морем». Это такой лучик света с дивными романсами, букетом цветов, длинными перчатками и легкой долей кокетства! С этой программой мы ездили и в Москву, и в Минводы, и по городам Кубани. Я не сказала еще о «Часе души», может быть, самой сокровенной моей исповеди на сцене: «Золото моих волос тихо переходит в седость, не жалейте – все сбылось, все в душе слилось и спелось»… С Мариной Цветаевой я пережила ликование, грусть и… свой юбилей!
– Расскажите, о чем грустите в Нью-Йорке? Часто ли вспоминаете Сочи? Чему посвящаете свою жизнь?
– Я не вспоминаю Сочи, я его частица, просто переехала на другую улицу, так сложилось… Перерождения не произошло – вспоминать мне никого не надо, все и так со мной. Я не могу сказать, что мы страдали от ностальгии, но что-то с нами происходило… Мы ревели, когда в концерте черная певица исполняла «Вокализ» Рахманинова. Муж сопровождал занятия в хореографической студии, а я помогала хореографу сделать отчетный концерт в форме спектакля о Сергее Есенине и Айседоре Дункан. Для постановки обязательно был нужен русский элемент. Им стала песня «Тонкая рябина» в исполнении солистки нашей филармонии Людмилы Шашиной – несравненном меццо-сопрано. Когда мы поставили запись и включили ее, сцена повторилась: этот голос – такой теплый, одинокий и далекий теперь – сразил нас. Пока последним моим опусом является этюд «Судьбы скрещенья» – долина Коннектикут, русская деревенька в Америке, первым поселенцем которой был Илья Львович Толстой, мои внуки, прах мужа в подворье церкви, где играет на органе мой старший сын, и все это поразительным образом переплелось в моей судьбе с музыкой великого Рахманинова и поэзией тревожного и устремленного к небесной выси поэта Иосифа Бродского.
Я выступала с этой работой на конференции пушкинского общества в Нью-Йорке,