причастен к истории Селед. Он заколебался: спрашивать или нет.
– Ты хочешь спросить… – посмотрел на него Мастема, играющий пучками сушеной травы на столе, складывая их то так, то эдак. – Ну что ж, я тебе расскажу. Селед не умерла. Она наслаждается другой жизнью за пределами этого мира. Ты правильно понимаешь: это сделал я. Для Азраэля это был большой удар. Но если бы не он, я бы мог никогда не увидеть ее.
По законам того времени жена правителя не слишком часто покидала пределы дворца. Но Азраэль не стал распространять этот обычай на свой дом, и на ближайшем карнавале Селед показалась толпе рядом с ним, одетая в костюм из белых цветов и серебряных лент. Скоро лицо Селед узнали все: слава о женщине, которую полюбил ангел, распространялась по земле, как лесной пожар. В ее честь называли девочек в самых глухих деревнях. Богатые женщины подражали ее прическам и нарядам.
А когда ее увидел Мастема, он поклялся: «Эта женщина станет Рыцарем Цитадели».
Причина этому была куда более веской, чем желание нанести удар одному из Садовников. Судьба Селед была определена, когда Творец подарил ей это лицо. Увидев ее, Мастема снова почувствовал ту же боль, что и тогда, на уровне шестнадцать-пять, когда он ждал приговора, перебирая прекрасные мгновения своей жизни, цепляясь за них. Боль потери.
Многие люди думали, что Селед не была красивой, и даже больше – что она казалась застывшей, слегка неживой, и не понимали, что нашел в ней правитель (а потом – и Азраэль). Но для Мастемы это лицо было самым прекрасным в мире, потому что… невероятное совпадение. Или что-то больше? Он боялся думать об этом, хотя Рыцарю Цитадели запрещен страх.
Но Мастема, разумеется, не стал говорить об этом Ханоху. Он закончил свой рассказ словами:
– Азраэль утверждает, что Селед умерла. Это не так – гроб был пуст, когда они ее хоронили. Не мог же он сказать, что его возлюбленная перешла на нашу сторону. После этого в силу ангелов защищать души от Тьмы уже никто бы не поверил. Мало того, что все сопредельные страны молятся нам, так еще и женщина ангела предает его… Им пришлось солгать людям, и не в первый раз.
Ханох усмехнулся. Он и так подозревал, что Гвардия и Шуты далеко не так сильны и прозорливы, как считают в народе. История Селед подлила масла в огонь его новой веры, если можно так сказать.
– А теперь слушай меня внимательно, – наклонился к нему Мастема. – Я дам тебе особое задание, Ханох, Отдавший Себя. Твой брат Перга, скульптор, мастер волшебных статуй, живет в Школе, верно?
***
– Я запрещаю тебе говорить об этом! – раздраженно сказал Оберон. – Когда ты начинаешь думать обо всей этой ерунде, пересказывать городские слухи, ты отвлекаешься от главного. Скажи мне, сколько часов вчера ты посвятила картинами? Сколько раз ты вчера взглянула на небо, чтобы полюбоваться его красотой? А красотой человеческого лица? Вместо этого ты ведешь себя как старуха с базара, живущая рассказами о чужой жизни, потому что у нее нет своей собственной!
Ошеломленная резкостью