истинное дело, завуалированное под заботу о ближних. На которые, по его мнению, весьма искусстными всегда были, да и продолжают такими оставаться, представители «свободного мира».
Но эта оплошность, невольно проявленная хозяином кабинета, словно и не была замечена, казавшейся всё более странной, визитершей. Она продолжила этот, начатый им разговор так, будто и не было только что никакой досадной заминки.
– Ни о каком, как вы говорите, Кондратюке, не имею понятия! – подтвердила Якову Михайловичу свое прежнее утверждение собеседница. – Меня больше интересует совсем другой ваш пациент…
Она снова глубоко затянулась сигаретой, прежде чем назвать имя того человека, из-за которого приехала из такого далека.
– Его зовут Андрей Пущин!
Потом поспешно добавила:
– Андрей Андреевич Пущин, русский, тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения.
Грельман от ее слов облегченно вздохнул. Хотя тут уже волна неожиданного любопытства сменила, только что до этого терзавшие душу, самые дурные предчувствия. Однако, как ни напрягал он память, так и не смог припомнить, пациента с такими данными.
Только эта забывчивасть была делом вполне поправимым:
– Сейчас узнаю точнее!
Стараясь казаться вполне осведомленным и абсолютно деловым, Грельман поднялся из-за гостевого столика, пересел за свой массивный директорский стол. Привычно нажал на клавишу массивного аппарата селекторной связи:
– Прошу больничную карту Пущина Андрея Андреевича.
Глава вторая
В любом мало-мальски стабильном коллективе, где долгое общение друг с другом начисто снимает любой покров индивидуальной загадочности, вообще не остается тайн, как таковых. Каждый, рано или поздно, обретает уверенность в том, что, как самого себя знает каждого! А что уж тут говорить о «тысячекоечном стационаре» с крайне редко меняющимся контингентом психиатрической больницы? Где бок о бок ежедневно сосу ществует и почти такое же количество медицинского персонала и обслуживающих работников.
Будь у Якова Михайловича хотя бы несколько минут на раз думье, то, даже несмотря на недолгое пребывание на новой для него должности, он непременно вспомнил бы того, ради которого заставил рыться в своих архивах медсестер из регистратуры. Потому как, наряду с постоянным контингентом палат психохроинков – «Наполеонами», «космонавтами», «колдунами и ясновидящими», всеобщей известностью в их областной лечебнице пользовался Андрюшка-Экскаватор.
Больше двадцати лет прошло с тех нор, как его впервые привезли сюда с надеждой, на, так и не случившееся, к сожалению на деле, столь желанное излечение пациента от психического недуга. И тогда же завхоз Анатолий Павлович Дьяков обрел для себя совершенно незаменимую «рабсилу», готовую страстно браться за любое дело – осенью сгребать мусор, зимой – расчищать дорожки от снега. А также неутомимо перекидывать тонны угля или шлака в местной котельной.
Но особенно