невысокого роста маялся от скуки. Развалившись в кресле и закинув ноги на пуфик, он не знал, чем себя занять. Его лавровый венок сполз на левый бок и прикрыл собой глаз. Но, видно, это не составляло помеху. Да что венок, прикрывший глаз! Казалось, если ему сейчас на нос сядет комар, воткнет свое тонюсенькое жало в кожу и начнет высасывать кровь, тем самым вызывая неимоверный зуд – Рим не обратит на него никакого внимания. Глядя на толстяка, его можно было даже пожалеть, настолько ему было скучно.
Второй бог, наоборот, был строен и высок. Он также находился в кресле, но, в отличие от брата, сидел ровно. Его венок расположился, как и подобает, прижав к голове прямые темные волосы. Все его внимание было сосредоточено на большом мониторе, висевшим в воздухе напротив, на котором появлялись и исчезали пары людей разного пола и возраста. Канн внимательно изучал их, словно кого-то выискивал.
– Ка-а-нн! – позвал толстяк, растягивая слова, словно ему было невмоготу говорить. – Ну что там, Канн? Что там, на Земле?
– Чуточку терпения, дорогой брат. Чувствую просвет в нашем деле, – не меняя серьезного выражения лица и не отворачиваясь от монитора, ответил Канн.
– Я прошу тебя, найди их как можно скорее, – умолял светловолосый бог.
– Брат. Не требуй от меня того, что так редко встречается среди людей. Я пересмотрел сотни влюбленных пар! И почти столько же раз входил в заблуждение. И все оттого…
– Скучно, – перебил толстяк.
– Скучно? – возразил, оборачиваясь, Канн. – Я с тобой полностью не согласен! Уверяю тебя, с людьми не соскучишься. Ты только глянь на них, и развлечение придет само собой. Поверь мне!
И Риму ничего не оставалось, как поверить. Видно, ему и самому надоело его безделье и, чтобы хоть как-то унять скуку, он зашевелился. Выровнявшись, или, точнее сказать, кресло выровняло его в положении «сидя», он устремил свой взгляд куда-то вниз под ноги. И в том месте расступились облака, будто обнажили дно.
Сквозь гущу кустов и деревьев, укрытых зелеными листьями, ступая грязной, рваной обувью по молодой сочной траве, пробирались двое. На вид каждому было лет сорок.
Небритые лица и заношенная одежда говорили о том, что эти люди относятся к любителям частого употребления крепких спиртных напитков. Шли они молча, жадно высматривая что-то впереди себя – словно охотники, выслеживающие дичь. Но от охотников их отличали спешная походка и небрежный шаг, нарушающий тишину хрустом сухих веток и звоном бутылок, доносящимся из сетчатой капроновой торбы, качающейся в руках парня в потертой джинсовой куртке.
– Васек! – позвал хриплым голосом коротко остриженный парень впереди идущего. – Долго еще? Выпить охота.
Но тот, кого назвали Васек, не удостоил спросившего ни ответом, ни каким-либо иным вниманием. Не останавливаясь, он уверенно продолжал путь, озираясь по сторонам, и, пройдя еще около ста метров, выйдя на поляну, отозвался.
– Вот! – сказал он, направляясь к молодому ореху, минуя костровую яму, обставленную двумя большими камнями и поросшую травой. Остановившись возле дерева и смерив взглядом его высоту, парень развернулся