Василий Аксёнов

Вне сезона (сборник)


Скачать книгу

уж было пошел с ним, но тут объявили посадку на мой самолет. Я летел в Петропавловск. Мы обменялись адресами, и я пошел на посадку. Я шел по аэродромному полю, сгибался под ветром и думал:

      «Какой странный парень, какие удивительные совпадения».

      А он в это время взглянул на часы, взял свою авоську и вышел. Он взял такси и поехал в город. Вместе с шофером они еле нашли эту горбатую деревенскую улицу, потому что он не помнил ее названия. Домики на этой улице были похожи один на другой, во всех дворах брехали здоровенные псы, и он немного растерялся. Наконец он вспомнил тот домик. Он вышел из машины, повесил на штакетник авоську с апельсинами, замаскировал ее газетой, чтобы соседи или прохожие не сперли это сокровище, и вернулся к машине.

      – Давай, шеф, гони! На самолет как бы не опоздать.

      – Куда летишь-то? – спросил шофер.

      – В Москву, в столицу.

      Таню он увидел через два дня на аэродроме в Хабаровске, когда уже возвращался домой на Сахалин, когда уже кончились аккредитивы и в кармане было только несколько красных бумажек. Она была в белой шубке, подпоясанной ремешком. Она смеялась и ела конфеты, доставая их из кулька, и угощала других девушек, которые тоже смеялись. Он обессилел сразу и присел на свой чемодан. Он смотрел, как Таня достает конфеты, снимает обертку, и все девушки делают то же самое, и не понимал, отчего они все стоят на месте, смеются и никуда не идут. Потом он сообразил, что пришла весна, что сейчас весенняя ночь, а луна над аэродромом похожа на апельсин, что сейчас не холодно, и можно вот так стоять и просто смотреть на огни и смеяться и на мгновение задумываться с конфетой во рту…

      – Ты чего, Кирпиченко? – тронул его за плечо Маневич, инженер с соседнего рудника, который тоже возвращался из отпуска. – Пошли! Посадка ведь уже объявлена.

      – Маневич, не знаешь ты, сколько до Луны километров? – спросил Кирпиченко.

      – Перебрал ты, видно, в отпуске, – сердито сказал Маневич и пошел.

      Кирпиченко поймал его за полу.

      – Ты же молодой специалист, Маневич, – умоляюще сказал он, глядя на Таню, – ты ведь должен знать…

      – Да тысяч триста, что ли, – сказал Маневич, освобождаясь.

      «Недалеко, – подумал Кирпиченко. – Плевое дело». Он смотрел на Таню и представлял себе, как будет он вспоминать ее по дороге на перевал, а на перевале вдруг забудет, там не до этого, а после, в конце спуска, вспомнит опять и будет уже помнить весь вечер и ночью, и утром проснется с мыслью о ней.

      Потом он встал со своего чемодана.

      Папа, сложи!

      Высокий мужчина в яркой рубашке навыпуск стоял на солнцепеке и смотрел в небо, туда, где за зданием гостиницы «Украина» накапливалась густая мрачноватая синева.

      «В Филях, наверное, уже льет», – думал он.

      В Филях, должно быть, все развезло. Люди бегут по изрытой бульдозерами земле, прячутся во времянках, под деревьями, под навесами киосков. Оттуда на Белорусский вокзал приходят мокрые электрички, а сухие с Белорусского уходят туда и попадают под ливень и сквозь ливень летят дальше, в Жаворонки, в Голицыно, в Звенигород, где по оврагам текут ручьи, пахнет мокрыми соснами и белые церкви стоят на холмах. Ему вдруг захотелось