передача, третья. Алексей сползал с сиденья. Полуторка разгонялась. За ней, прикрываясь кузовом, бежали Казначеев с Женькой. Парни не стали отсиживаться в кустах. В кузове ругался Пустовой, разбрасывал какие-то железки.
Пелена стояла перед глазами Алексея. Приближался восточный край моста. Там метались люди. Из-за мешков ударил пулемет. Разлетелось лобовое стекло. Саблин сполз с сиденья, закрылся левой рукой.
Ливень пуль окатил капот. Его крышка вздыбилась и отвалилась. Из двигателя повалил густой дым. В клочья разлетелась покрышка левого переднего. Машина завиляла, забилась о перила ограждения, ушла с дороги и понеслась на пулеметное гнездо, расположенное слева от съезда.
За секунду до столкновения загрохотал пулемет за спиной капитана. Пустовому удалось взгромоздить его на крышу кабины.
Дальнейшее Алексей помнил плохо. Машина, получившая необратимые повреждения, протаранила пулеметное гнездо, порвала, расшвыряла мешки с песком. Трещало, рушилось ограждение. Полуторка снесла его левым крылом, съехала с дороги за пределами моста, накренилась. В глаза Саблина несся куцый тальник, обрастающий первыми робкими листочками.
– Тормози, командир, расшибемся! – голосил из кузова Пустовой.
Алексей давил на тормоз, но машина не слушалась. Из капота валил густой паровозный дым. Капитан вцепился в баранку, которая вырывалась из рук, била по пальцам. Полуторка врезалась в пригорок. Ее кузов вздыбился, едва не оторвался от кабины.
Пустовой уже кувыркался среди кочек. Он почти не пострадал, мигом сориентировался, запрыгал к машине, распахнул дверцу.
Радужные круги носились перед глазами Алексея. Он не мог продохнуть. Боль под ребрами впечатляла. Капитан вроде бы ничего не сломал, но ударился очень душевно.
– Все в порядке, командир, – утробно проурчал Пустовой, вытаскивая его из кабины. – Наши в городе.
Они покинули накренившуюся машину и только сейчас обнаружили, что бой продолжался. Оперативники злобно орали, гнали диверсантов к лесу. Те сдуру бросились к опушке параллельно дороге и попали под огонь на открытой местности. Один уже валялся на земле, оскалив зубы. Трое пытались спасти свои драгоценные шкуры. Их преследовали оперативники, стреляли прицельно.
– Издыхайте, твари! – пафосно проорал Левторович. – Да что же вы никак копыта откинуть не можете?
Боль под ребрами становилась терпимой. Саблин ковылял, держась за отбитое место. Автомат оставался при нем, правда, ему приходилось волочить его за ремень.
Засмеялся Казначеев. Его последний выстрел удался. Заулюлюкал Левторович. Он тоже попал в десятку.
В канаве на склоне ворочался последний диверсант. Он не мог подняться: подвернул ногу. Чумазое лицо исказилось от ярости. Оторвался капитанский погон, недавнее новшество в Красной армии. Он уже не полз, понял, что это бесполезно, свернулся, подобрал под себя ноги, смотрел волком.
– Снова здравствуйте, капитан, – выдавил Саблин, плотоядно скалясь. – Как служба, как жизнь молодая? Вы неважно выглядите, совсем недавно смотрелись куда лучше.
– Да