грудь колесом, аж халат лопался. Я б такую ночь повалял запросто.
– Работай на немчуру лучше, – хмыкнул другой боец, – они тебе будут давать. Салом кормить и водкой поить. Ты только старайся. А потом, как того откормленного хряка, – под нож.
– Что ты брешешь – «под нож». Им тоже, знаешь, помощники нужны. С такой землищей не управиться. Я на карте видел: что тебе Германия, кукиш на палочке, а что тебе СССР! Четвертями не измерить!
– Помощнички, – зло проворчал Логунов и повернулся на другой бок.
Спорщики замолкли, но теперь стало слышно, как разговаривают совсем рядом на верхнем ярусе.
– Фильтруют они нас, как молоко после дойки. На то лагерь и называется фильтрационным. Только сито у них, сам понимаешь, свое. Говорят, здоровых и сильных они на работу отправляют. Коммунистов, комиссаров и командиров – это, само собой, в расход. Где-то тут недалеко и кончают. Чтобы, значит, не мутили воду. Чтобы мы баранами были.
– А те, кто для работы не годится? Ну, слаб там здоровьем, очки, скажем, носит или желудком страдает. С теми как? Тоже… в овраг?
– А кто их знает. Про это не сказывали.
Алексей весь похолодел и машинально потянул воротник комбинезона, чтобы не так бросались в глаза его командирские «кубари» на петлицах. «Командиров, значит, расстреливают. Значит, не жить мне, нет, значит, надежды сбежать во время транспортировки. А с чего я взял, что нас вообще куда-то повезут? Поддался настроению этих, «помощничков». Уже надеюсь на работу, чтобы и сало, и водка, и баба на ночь? Тьфу! Надо посоветоваться с ребятами, – решил лейтенант, и тут же снова засомневался. – А не получается, что я пытаюсь от смерти спастись и поэтому прошу их помощи? Стыдно, товарищ младший лейтенант! А вот за это стыдно вдвойне, – поймал себя на другой скверной мысли Соколов. – Не верить своим боевым товарищам, тем, с кем по тылам столько пройдено, с которыми уже не один день вместе сражались? Стоп, товарищ Соколов, – приказал себе лейтенант, – прими командование. Это твои бойцы, твой экипаж».
– Ребята, – Соколов лег на нары и тихо позвал танкистов, – давайте ко мне поближе.
Логунов открыл глаза, посмотрел на командира. Он легко поднялся с лежанки, сунул голову на верхний ярус, где лежали Бабенко и Коля Бочкин, и о чем-то пошептался с ними. Через несколько секунд, без спешки, танкисты спустились к своему командиру. Соколов сразу отметил, что глаза у всех горели надеждой. Значит, верят еще в своего командира. Это он усомнился в своем экипаже. «Никогда себе этого не прощу», – подумал Соколов.
– Слушайте меня, – снова заговорил лейтенант. – Говорить буду тихо. Откровенно шептаться нельзя. Тут разные люди кругом.
– Они же советские люди? – удивился Бабенко.
– Спустись на землю, инженер, – проворчал Логунов. – И среди советских всегда были такие… притаившиеся. Кто только и ждет, чтобы продаться врагу. Зря, что ли, НКВД столько людей пересажало в лагеря. Неспроста это. Вы командира слушайте лучше.
– Значит,