было малооблачным, чистым. Его ненавязчивая безмятежность невольно передавалась и Георгию, наполняя душу гармонией, умиротворением и такой же чистотой. Здесь, наверху, был другой мир, в котором царила первозданная легкость и тишина. Ровный гул моторов давно уже стал частью летчика, как биение сердца, как пульсация крови в артериях, без которого он не смог бы долго прожить. И сейчас он слышал только эту звенящую тишину, пил глазами пьянящую синь. Сам себе Георгий казался огромным орлом, широко раскинувшим крылья над своими владениями и следившим не посягнул ли кто на его воздушные границы. Сейчас он обследовал квадрат не один, с парой «желторотиков», которых следовало поставить на крыло.
– Держись ровнее, тебя сносит на меня! – Голос Георгия еле прорывался сквозь помехи эфира, и слова вязли в шуме бесконечных щелчков и потрескиваний. Чтобы они достигали ушей ведомых, ему приходилось кричать. – Третий, не отставай!
«Желторотики» следовали за капитаном Коваленко чуть позади и в стороне, образуя клин. Равнобедренный треугольник, фигура, вообще-то, крайне устойчивая, только у этого идеальных пропорций никак не выходило. Его нижние углы то смещались в стороны, то, теряя высоту, опускались.
– Федотов, ты там не уснул на штурвале? Сейчас в штопор уйдешь! – выругался командир, глядя как самолет ведомого периодически клюет носом. Халтурить стали товарищи инструктора, ускоряют обучение. Оно и понятно – война… В его годы с таким налетом к боевой машине даже бы не подпустили, а тут нате вам…
– Заканчиваем облет и возвращаемся на базу!
Небо оставалось спокойным. На земле тоже никаких перемещений солдат и техники не наблюдалось. Да и не должны они здесь быть. Этот участок фронта был относительно тихим, поэтому сюда и направляли неопытных выпускников летного училища. Чтобы пообвыкли малость, да и опыта поднабрались. А как иначе, не сразу же в пекло ребят посылать? Хотя те и рвались. Обижались даже, когда попадали сюда, а не сразу – под Сталинград. Вот и приходилось Георгию Васильевичу, капитану Шестой воздушной армии, втолковывать ребятам что да как, учить их уму разуму. Хотя самому еще было слегка за тридцать.
– Кажется, немцы! – послышался в динамике приглушенный голос Петренко.
Подающий надежды летчик, Петр Петренко. Георгий иногда узнавал в нем самого себя: молодого, азартного, упивающимся полетом. Его не могла удержать никакая сила притяжения, если его звало само небо.
Теперь Коваленко и сам заметил приближающиеся черные точки. Их тоже было трое: два «юнкерса» и «мессер». «В другой раз встретиться бы с ними, когда за ним стояли бы не зеленые юнцы, а проверенные боевые товарищи. Да хоть бы и один!» – со злостью подумал Георгий.
– В бой не вступать! – крикнул он в рацию. – Возвращайтесь за помощью, попробую их увести!
Георгий прекрасно понимал, что никакую помощь привести они не успеют – сейчас важнее было заставить их уйти, и что