нас о своем скором отбытии на небеса, установив требование: похоронить ее только в соборе Святого Павла.
В конце концов, мы дошли до такого состояния, что начинали жутко орать, ругаться и швыряться чем попало в того, кто болтал о погоде, поэтому большую часть времени все просто молчали. А злющая от жары Энн МакГинти укусила веселого молочника, который неосторожно ляпнул: ''Чудная погодка сегодня!'' Да, очень неосмотрительно с его стороны. Даже Пэт держался подальше от сестренки в эти дни. Ведь разозлить Энн все равно, что разбудить спящего дракона.
Кстати, насчет драконов, Шон сказал, они не полетят в Африку в этом году, скорее всего, проведут каникулы у нас, в Британии. Так что мы еще вовремя сматываемся. В такую жарищу неминуемое засилье драконов может привести к повторному концу Британской Империи, ну, или вообще туманного Альбиона. Если только не удастся уговорить премьер-министра запастись фейерверками.
К тому времени, когда нам нужно было ехать в Лондон, никто уже не в состоянии был сдвинуться с места. Честно говоря, я не помню, как мы очутились в Лондоне. Это на веки осталось бы загадкой истории, но предприимчивый Шон все заснял. Ему подарили-таки видеокамеру на тринадцатилетие. Теперь Шон не расстается с ней и снимает круглые сутки, даже во сне. Видимо, душевные раны залечивает.
Вывалившись из поезда, мне показалось, будто Лондон превратился в одну гигантскую печку, или вернее жаровню, или духовку, короче, во все сразу. Шон сказал, что на раскаленном асфальте можно жарить бесплатную яичницу.
Пока мы торчали на вокзале, разморенные духотой, папа искал такси. Бабушка давно находилась в предобморочном состоянии. Пэт повис на Энн, Энн повисла на мне, я повис на чемодане. Мама изо всех сил размахивала огромным веером, словно хотела улететь. Нас измучила жажда после десяти бутылок Кока-Колы, и невыносимо клонило в сон.
Таксист ни слова не понимал по-английски. Папа сказал, что он из Камеруна, это где-то в Африке. В жизни не видел такого тесного такси, все стены и окна были обиты подушками с пальмами и дикими зверями, и отовсюду свешивались какие-то подозрительные желтые веревочки, которые облепили нас со всех сторон, чуть только мы втиснулись на заднее сиденье. Таксист из Африки оказался очень разговорчивым парнем, болтал без умолку, при этом белоснежная улыбка не слезала с его лица, словно облитого шоколадом. Он беспрестанно оборачивался к нам, кричал на другие машины, размахивая руками, а папе приходилось следить за дорогой. Каждые пять минут мы застревали в пробке, тогда африканец весело хохотал и убегал покурить с другими таксистами. Во время очередного перекура папа объявил, что мы безнадежно опаздываем в аэропорт. Он отловил нашего таксиста и принялся трясти его за шиворот, вращая глазами и выкрикивая хриплым голосом: ''Хитроу! Хитроу! Хитроу!'' Веселый африканец ничуть не испугался, наоборот, название аэропорта его почему-то еще больше рассмешило. Он вообще понятия не имел, где этот аэропорт находится.
Пришлось папе самому сесть за руль. Мы понеслись, как сумасшедшие, сбивая все, что на