не могла приходить ко мне в сад по вечерам?
– Потому что если бы Время узнало об этом, оно бы тебя жестоко наказало. Нельзя попадаться времени. А сейчас тебе пора. Возвращайся в свой мир и больше не приходи в тот сад.
Девушка обняла цветочника, а после все снова закружилось в безумной танце. Только на этот раз неясная картина не удалялась, а приближалась.
Через считанные мгновения все кончилось.
Глава 3: Молчание и чай
Она закончила и наступила тишина.
Как же болит голова. Мои мозги сжались и громко заявили об этом пробирающей чуть ли не до слез болью.
Она сидела напротив меня, крутя на пальце прядь своих волос. Как же она прекрасна. Глаза ее были печальны и еще более холодны, чем вначале ночи, когда я впервые увидел ее с моей чашкой. Она летала по воспоминаниям.
Который уже час? Часы встали на «без пятнадцати полночь». Время замерло в моей квартире. Могильная тишина давали на, и без того больную голову, в горле пересохло. Я попытался встать со стула, чтобы налить чая. У меня получилось. Двумя большими шагами я добрался до столика, поставил перед собой две чашки (одну побольше, другую поменьше), достал из упаковки два пакетика фруктового чая. Залил их кипятком и добавил сахара. Много сахара.
И почему я налил две чашки чаю?
Вернувшись за столик у окна, я поставил одну чашку перед гостьей, а вторую перед собой.
Она все так же летала в своих воспоминаниях. Ее мертвые глаза были влажными. Еще чуть-чуть и она бы заплакала. Я не мог выдавить из своего горла ни малейшего, даже самого противного, звука.
Меньше всего я люблю женские слезы. Я боюсь женщин и детей, потому что они любят и умеют плакать. Детей боюсь меньше, потому что их легче успокоить. Но женщины, их сложно вернуть в нормальное спокойное состояние.
Надо что-то сделать, не дать ей заплакать. Надо вытянуть ее из тех воспоминаний. Но что я могу сделать, если не могу произнести ни слова.
В следующее мгновение я встал со стула, подошел вплотную к гостье и обнял ее. Вы когда-нибудь обнимали лед? Я тоже не обнимал, но я уверен, что ощущения при этом похожи с теми, что я почувствовал в тот момент. У нее были приятные духи. Пахло чем-то сладким, знакомым с детства.
На мое удивление, девушка не отстранилась от меня. Напротив, она уткнулась лицом в мою грудь и зарыдала. Ее слезы были на удивление горячими.
Ее слезы обжигали меня.
Такая сильная, амбициозная и самоуверенная в минуты нашего знакомства, эта девушка в черном, как ночь, платье, теперь навзрыд плакала, прижавшись ко мне.
А мне было ее жаль. Кем бы она ни была.
Плакала она еще долго. Но счет времени уже не имел для меня значения.
Я не помню, как она успокоилась, как перестала плакать и как я сел обратно на свой стул. Я не помню, как она начала снова улыбаться, сжигая меня ледяными глазами. Я не помню, с чего она начала следующий рассказ, да и начинала ли она его? Я пропустил, казалось,