«недоразумение», приведшее к дуэли Ленского и Онегина. Все, что описывает Пушкин в этой главе, вызывает его живую реакцию и служит поводом для лирических отступлений. Это и цимлянское вино, и модные танцы, и старинная мазурка, и карточная игра, и пиры, и ветреность молодых дев. Пушкин умудряется даже написать лирическое отступление о собственных лирических отступлениях – пожурив себя за их многочисленность и впредь пообещав свои стихи «от отступлений очищать».
Пародийный, гротесковый характер описываемых сцен и лиц невозможно не заметить. Однако самым странным является то, что все эти иронические, пародийные описания оказываются напрочь лишены собственно сатирического пафоса. Идеальная функция смеха отступает на второй план. Если, например, в «Горе от ума» сатирически изображаются представители «фамусовского общества», то цель этого совершенно понятна – показать общественные пороки, чтобы со стороны общества были приложены определенные усилия для их преодоления. Совершенно иное мы видим в «Онегине». Пушкина словно забавляют его персонажи, он с одинаково благожелательной улыбкой и интересом наблюдает за ними. Не случайно, что поступки молодых людей (Онегин, Татьяна, Ленский, Ольга) не выделяются из общей картины какой-то своей особой осмысленностью или исключительностью. Пушкин все объясняет той же ветреностью, непостоянством, минутным раздражением и другими «несерьезными» причинами. Подобная позиция не является случайной. Дело в том, что она – прямое следствие мировоззрения поэта, его представлений о мире и месте человека в нем. Для Пушкина мир изначально благословенен. Мир един и прекрасен, так как является произведением великого Творца. Потому любая вещь в мире, любой пустяк, имеют на себе печать божьего благословения уже в силу своего существования. А оттого любая деталь, любой самый «несерьезный предмет» заслуживают внимания. Практически все лирические отступления в романе пронизаны юмором и самоиронией. Безгрешен и велик только Творец, создавший этот мир, совершенен лишь его замысел. По сравнению с ними вся людская «тщета» – мелочна и глупа, и к ней нельзя относиться серьезно. Но тем не менее автор любуется и таким столь несовершенным «предметом», как человек, потому что и он есть «творение божие», в котором отразился великий Создатель.
Примечательно, что в данной сцене автор и Онегин выступают как антиподы. Автор любуется кипящей вокруг жизнью, Онегин же, напротив, как истинный герой-романтик, «стал чертить в душе своей карикатуры всех гостей». Для романтического героя мир всегда несовершенен, полон изъянов и пороков. Он противопоставляет себя бытию, а в конечном счете – Богу, стремясь вместо божьей воли утвердить свое ничем не ограниченное своеволие.
Итак, эпизод из пятой главы «Евгения Онегина» – именины Татьяны – имеет все свойства целого произведения. В нем с необыкновенной яркостью отобразился быт и уклад жизни современной Пушкину эпохи. Вместе с тем в описаниях тех или иных сцен,