постеснялись или по другой причине не захотели рассказать правду. Красивую правду, мадам, как бы она вас ни смущала и ни печалила! Извините, пожалуйста, за вторжение, за неуместную настойчивость. И спасибо за прекрасный урок, мадам! Мы покидаем вас с мадам Давыдовой, но я не был бы американцем, если бы у меня не осталась доля надежды. Вот моя визитная карточка. Передумаете – позвоните!
Уже в дверях он еще раз поцеловал Саниной руку, а Катя смущенно и растерянно попросила разрешения поцеловать ее на прощаньи. И коротким трогательным поцелуем прикоснулась к ее щеке:
– Лидия Стахиевна, я так рада, что встретилась с вами и увидела, какая вы! Мне кажется, Чехов для вас и сейчас жив? Правда?
Санина не ответила. Закрыв дверь, она села на диван. Не сиделось. Подошла к роялю, открыла крышку, стала наигрывать что-то печальное, эклектичное из Моцарта, Чайковского, Кюи, вместе взятых. А может, это было что-то свое?
Глава 16
Все в ней всполошили эти нежданные гости. А ведь действительно может случиться именно так, как предрекает этот мистер Гудмен. Чего только не понапишут. Ну и пусть, она к этому не причастна. Да и в самом деле, она уже давно похоронила в себе Лику Мизинову, эту юную, мятущуюся и беззащитную, в сущности, девушку. Беззащитную перед своей увлеченностью, добротой и состраданием к мужчине, умеющему излить перед ней свою душу. Пусть пишут, что захотят! Она не подогреет интереса к их роману ни одной своей строчкой! Но коли напишут, что Чехов благодаря ей стал великим писателем, это полная чепуха. Стоит прочесть его ранние письма. Все в нем было уже тогда – уверенность в своем предназначении, неуемное любопытство к окружающим, сострадание к ближнему… А главное, упоение работой, способность подчинять ей все, в том числе и любовь. Нужны были лишь время и жизнь во всех ее проявлениях, чтобы раскрылся его талант. А что она? Она лишь частичка его жизни.
О том, что она будет молчать, решено было давно. И обговорено с Саниным раз и навсегда.
– Сашуня, ни о чем не думай. Лики Мизиновой больше нет и не будет. Ни в каких ипостасях, ни для кого. Для меня смена фамилии – акт, не только связанный с замужеством, но и символический: я – Санина, твоя жена, была и останусь только ею.
Он не настаивал и не перечил, предоставив решение ей. А когда она его высказала, безуспешно пытался скрыть свое удовлетворение, а потом махнул рукой и прослезился:
– Я очень любил свою маму, люблю сестру. И почему-то уверен, что женщины меня легче и лучше понимают. Я очень нуждался в друге-женщине, которая бы ценила и понимала меня, я хотел раствориться в ней, чтобы, как птица Феникс, возникнуть вновь уже другим! С новыми неиссякаемыми силами, с новой верой в себя, в будущее! Но до тебя ни в одну из женщин я не мог поверить до конца!..
Санин пришел с репетиции поздно, она уже легла. Дождалась, когда он довольно шумно принял ванну и вышел к ней в халате. Потом сел на краешек постели и с большим удивлением слушал ее рассказ о сегодняшнем госте.
– Молодцы американцы! Все-то они знают, везде норовят успеть, все купить! Положить впрок! Что ж, ты