вражескими бомбами. Добравшись до сгоревшего селения, танкисты изломанную технику отгоняли в болотину – метров за двести от обочин, затем, слив топливо и разукомплектовав, зажигали… Комбат, говорят, просил оставить, пушки-то целые, но не дали – не положено! Просили только акт об уничтожении подписать.
В темноте ночи танки горели красиво: огонь столбами вырывался из открытых люков, заставляя испуганно вздрагивать измученных лошадей, детонировали пары топлива и оставшийся боезапас. Вдали тоже грохотало, полыхали зарницы: бои продолжались и ночью. Всё это действо – отблески пламени на измождённых лицах солдат, грохот разрывов, щелчки «лопающихся» в огне патронов, всполохи на горизонте – напоминало Лехе картинку из виденной в детстве «поповской» книжки про ад…
По словам взводного, их батальону приказано продолжать прикрывать уже не хутор, но саму дорогу.
С утра на опустевшем к рассвету пути, откуда ни возьмись, появились немцы. Весело тренькая звонками на кочках, к засевшему в обороне батальону приближались с десяток велосипедистов. Резанули слух и разбудили Лёху, давно привыкшего к постоянной канонаде, именно эти звоночки. Оглядевшись по сторонам, он с удивлением понял – никто не спит! Наблюдая за врагом, в окопах замер весь батальон. И ни звука! Ни щелчка затвора, ни мата шёпотом – полная тишина. Прижав приклад пулемёта к плечу, Алексей аккуратно навёл оружие на врага. Рядом, с Лёхиным автоматом в руках, обиженно сопел Димка. Оно и понятно: воевать с пулемётом понадёжней будет. Между тем метров за сто от окопов велосипедисты, насторожившись, остановились и, прикрывая ладонями глаза от восходящего утреннего солнца, принялись разглядывать позиции батальона да дымы от догоравшей у села техники.
– Огонь! – казалось, подавая команду, комбат не крикнул, шепнул только.
Стреляли все. Бойцы, почти поголовно вооружённые новыми, самозарядными винтовками и автоматами, патронов не жалели. Опустошали обоймы из табельных пистолетов их командиры. Захлёбывались огнём пулемёты, включая установленные далеко на флангах станковые «Максимы». Димка Красовитов, рядом, перегрев ствол, одной длинной очередью опустошил диск Лёшкиного автомата. Короткими очередями зло сёк врага старший сержант Цепеленко, через две ячейки от Лёхи. Не стрелял только сам Алексей: осечка, взвёл курок ещё раз – перекос. Откинул пулемёт в сторону, вырвал свой автомат у Димки, навёл уже на лежащих, щёлк – тишина! Нет выстрела! И вокруг тишина – не стреляет никто! Кубарем через бруствер, к валявшимся в облаке дорожной пыли телам, с разряженным автоматом, бегом – может, выжил кто, так я прикладом, руками задавлю! Первым подбежал – уцелевших нет… Не то что люди – насосы велосипедные пулями изувечены. Винтовки в щепу, трупы бесформенны, запылены, недвижимы, позы неестественны. И лишь притороченные к велосипедным багажникам распушенные катушки, словно кальмары щупальцами, шевелили перебитыми пулями проводами. Опустив бесполезный автомат, Леха остановился,