Маленькие тролли и большое наводнение. Туве Янссон

и печальными звуками, и прошло немало времени, пока он всё-таки заснул.

      На следующее утро Тюльпанна пошла впереди, и её синие волосы горели ярче электрической лампы. Дорога взбиралась всё выше, выше, и наконец они оказались на горе – такой высокой, что даже вершины не видать.

      – Там наверху небось солнце, – сказал зверёк. – Я ужасно замёрз.

      – Я тоже, – сказал муми-тролль. И чихнул.

      – Так я и знала, – проговорила его мама. – Ты всё-таки простыл. Сядь тут и посиди, будь добр, пока я разожгу костёр.

      И она натащила огромную кучу сухих веток и разожгла их искрой от Тюльпанниных синих волос. Все четверо сели вокруг костра и стали глядеть на огонь, а мама муми-тролля рассказывала им всякие истории. Она рассказывала, как, когда она была маленькой, муми-троллям не приходилось бродить по ужасным лесам и переплывать болота, чтобы найти место для жилья.

      В те времена они жили бок о бок с людьми и домашними троллями, по большей части за изразцовой печью.

      – Кое-кто из наших и до сих пор там живёт, – сказала мама. – Там, где у людей ещё остались изразцовые печи. А вот батареи нам не по нраву.

      – А люди знали, что мы там живём? – спросил муми-тролль.

      – Некоторые, – ответила мама. – Но обычно они только чувствовали, как холодок пробежал по спине, – когда оставались одни.

      – Расскажи мне про папу, – попросил муми-тролль.

      – Он был необыкновенный муми-тролль, – грустно и задумчиво начала мама. – Всё время рвался куда-то, из-за одной печи за другую. Нигде не знал покоя. Так и пропал – отправился следом за хаттифнатами, бродячим народцем.

      – Что это за народец? – спросил маленький зверёк.

      – Что-то вроде маленьких троллей, – объяснила мама. – Обычно их и не разглядишь. Бывает, они селятся у людей под полом – вечерами, в тишине, слышно, как они там бегают. Но чаще бродят по всему свету, нигде не останавливаются и ни о чём не жалеют. Никогда не поймёшь, доволен хаттифнат или рассержен, грустит или удивляется. Я даже не знаю, чувствуют ли они что-нибудь.

      – И папа тоже стал хаттифнатом? – спросил муми-тролль.

      – Нет, что ты! – воскликнула мама. – Видишь ли, они просто поманили его с собой.

      – Что, если в один прекрасный день мы его встретим? – предположила Тюльпанна. – Он, наверное, обрадуется?

      – Конечно, – сказала мама. – Но вряд ли мы его встретим… – И она заплакала.

      Это было так печально, что все зашмыгали носами и, плача, вспоминали про новые и новые печалести и плакали ещё горше. Волосы у Тюльпанны поблёкли от огорчения, а потом и вовсе погасли. Так они сидели и плакали, пока вдруг чей-то сердитый голос не крикнул: