вопрос. В документах вы указали, что сначала ехали в другой машине, но затем к вам пересел Хеелих. Я могу узнать, почему? Ведь вы были первым заместителем Хеелиха. Почему вы оба оказались в одной машине?
– Я же вам объяснил. Он был в микроавтобусе, а Бутцман сидел за рулем автомобиля. Потом, когда спустилось колесо, Хеелих приказал Бутцману пересесть в микроавтобус, а сам позвал меня в свою машину и сел за руль, чтобы успеть забрать Нигбура с Вайсом. Вот поэтому мы и оказались вдвоем в одном автомобиле. Не он пересел ко мне, а я – к нему. Он считал, что старшим офицерам будет легче ориентироваться в том беспорядке, который уже начинался на улицах Берлина.
– Кто кроме вас знал об изъятии документов из архивов «Штази»?
– Точно не знаю. Может быть, кто-то из руководства. Я не знаю. Но нам разрешили работать в архиве.
– Вы можете охарактеризовать ваших коллег? В двух-трех словах. Начиная с Хеелиха. Выделить их главные черты. Я понимаю, что прошло много лет, но вы должны помнить каждого из своих бывших товарищей.
– Почему бывших? – сразу спросил Шилковский. – Они для меня всегда остаются товарищами. Что бы ни случилось. Полковник Хеелих был настоящим руководителем. Дисциплинированный, волевой, абсолютное чувство долга. Габриэлла была импульсивной, отважной, часто безрассудной. Она была очень красива. У нее мать испанка и сказывался южный темперамент. Вайс был человеком совестливым, ответственным. Нигбур мягкий, уступчивый, скрытный. Гайслер тоже скрытный, но хитрый, очень изобретательный. Бутцман расчетливый, прагматичный. Менарт был человеком неуступчивым, несколько заносчивым и храбрым. Вот, пожалуй, так, если в нескольких словах.
Дронго ставил какие-то знаки у каждой фамилии. Понять эти нелепые закорючки мог только он. Шилковский терпеливо ждал, когда его собеседник закончит писать. Дронго отложил ручку, посмотрел на сидевшего перед ним человека и неожиданно произнес:
– У меня последний вопрос, герр Шилковский. Скажите, вы не скучаете по Германии? Вам не хочется вернуться?
Дронго внимательно смотрел на своего собеседника. У Шилковского дрогнуло лицо. Очевидно, такой вопрос в этом здании ему не задавали.
– Не знаю, – ответил он, немного подумав, – я там чужой. Меня никто не знает. И мне не стоит думать об этом. Я бы предпочел остаться здесь. Вам этого не понять. У меня отняли мою страну, мое будущее.
– У меня тоже, – сказал Дронго, – мы с вами примерно в одинаковом положении, герр Шилковский.
Прошлое.
Восточный Берлин.
8 ноября 1989 года
Хеелих вернулся на работу через час после встречи. Митинги сотрясали Берлин. У Стены полицейские и пограничники с трудом сдерживали тысячи людей, рвущихся в другую часть города. Хеелих видел бледные потрясенные лица своих коллег. Каждый понимал, что означало такое количество людей у Стены. Если люди прорвутся, если сметут границу, то будет плохо всем, и в первую очередь сотрудникам «Штази». Об этом уже многие догадывались.
Сотрудники его группы обычно собирались на конспиративной квартире