углом.
– У меня только двугривенный, – смущенно сообщил полицейский надзиратель.
Бывший чиновник вздохнул:
– Что же с вами делать, пойдемте.
– Вас никогда не мучило похмелье? Да не такое, когда просто голова болит, а такое, когда так плохо, что жить не хочется? Когда просыпаешься и не понимаешь, кто ты, что ты, где ты? Когда думаешь только об одном: найти заветную жидкость, найти любой ценой, любым способом, найти и тут же уничтожить, ибо если не найдешь и не выпьешь – то все – помрешь. Не было у вас такого? А я последние лет десять так каждый день встречаю. И ради вина на все готов пойти, все готов продать. Как-то совсем мне плохо было, а угостить никто не хотел. Так я к брату пошел и попросил денег на доктора, который от пьянства лечит. На иконе ему поклялся, что покончу с этой привычкой. А как брат денег дал, так я не к доктору, а в кабак и тут же все пропил!
Адамов ловко опрокинул в глотку вторую рюмку.
– Вы, Артемий Федорович, про часы расскажите. – Кунцевич вертел между пальцами двугривенный.
– Вот и вы меня выслушать не хотите. – Пьяный уже чиновник вздохнул, повернулся к буфетчику и заискивающе попросил: – Порфирий Кузьмич, налейте-ка еще.
Получив водку, Адамов поставил рюмку перед собой и обратился к полицейскому надзирателю:
– Да что тут рассказывать. Увидел в трактире железнодорожника, подсел к нему, он меня угощать начал. Пили до самого закрытия. А как из трактира вышли, так он и свалился, я его поднимать, а у него из кармана часы вывалились. Смотрел я на них, смотрел, в конце концов не выдержал и себе забрал. Их бы все равно у него утащили. Не я, так кто-нибудь другой непременно срезал бы.
Кунцевич спросил:
– Часы-то трактирщику отнесли?
– Нет, Михаил Кондратьевич мне бы за них целковый дал, много два. А мне тогда деньги не требовались, мне уже хорошо было. Я их утром часовщику знакомому отнес, Леонову, отдал за пять рублей.
– А где мастерская Леонова?
– Да здесь недалеко, на Садовой, но он, наверное, уже закрылся. – Адамов выпил и отер рот ладонью. – Что мне будет?
– Я не знаю, суд решит.
– А может, это и к лучшему… Ведь в тюрьме водки-то нет? Ну помучаюсь я без нее несколько дней, а потом, глядишь, и отвыкну? Как вы считаете, смогу я перестать?
– Я думаю, сможете. Давайте мы так поступим: сейчас все-таки сходим к Леонову и заберем у него часы, а потом пойдем на Офицерскую, и вы все, что мне сейчас говорили, собственноручно напишете.
– А, давайте! Я все для себя решил. Порфирий! Налей-ка мне на дорожку!
«Принимая во внимание, что отставной коллежский секретарь Артемий Федоров Адамов по обстоятельствам настоящего дела достаточно уличается в краже у находившегося в бесчувственном от опьянения состоянии крестьянина Якова Панова часов, которые вскоре после кражи продал часовщику Леонову, дознание о нем полагаю передать судебному следователю третьего участка Санкт-Петербургского окружного суда, для возбуждения уголовного преследования по ст. 1656 Уложения о наказаниях».
Жеребцов отложил рапорт и посмотрел на Кунцевича.
– Молодец!