в первую очередь, для неё самой:
– Высокий, светловолосый, с очень тёмными серыми глазами.
Вика некрасиво открыла рот, но хлопнула дверь, вошёл преподаватель. Она с явным неудовольствием поднялась со стула и, злобно сверкнув в сторону Даши глазами, направилась к себе. По аудитории прокатилась волна шёпота – кажется, в этот раз счёт оказался в пользу Даши. Она мысленно пожала руку аристократичному Седову за помощь. Лиличка посмотрела на неё с нескрываемым изумлением, опять поправила указательным пальцем очки и занялась конспектом.
В этот день Лагодина Дашу не трогала, но чувствовалось, что она задумала какую-то пакость. Надо было срочно защититься. Вечером Даша придумала развёрнутую историю о своём предполагаемом любовном романе, героем которого стал практически незнакомый ей Глеб Седов. Отталкиваясь от смутных воспоминаний, Даша решила фантазировать, как ей заблагорассудится.
На следующий день, во время перерыва, она как бы между прочим, обронила в сторону соседки несколько слов:
– Знаешь, ты вообще-то вчера была права.
– В чём? – Лиличка даже не повернулась к ней, лихорадочно повторяя правила.
Даша опустила голову и преувеличенно скромно смахнула с колен несуществующую соринку.
– Ну-у, насчёт парня.
Лиличка тут же забыла про конспект и вопросительно уставилась на подругу.
Даша смущённо ей улыбнулась:
– Когда Лагодина спрашивала, помнишь?
– Ой, расскажи, – та вплотную придвинулась к ней, глаза ее заблестели, – почему ты молчала? Я тебе столько о себе рассказываю, а ты-ы… – в ее голосе зазвенела обида, подбородок задрожал.
Даша поспешила ее успокоить:
– У тебя это уже давно, а у меня всего две недели.
– Какой он?
Даша начала рассказывать. Соседка слушала жадно, не перебивая, пока не началась учебная пара. Скоро они стали говорить о нём постоянно, и каждый день Даша непринуждённо дополняла свою историю новыми придуманными подробностями или событиями. Уже через неделю это позволило Даше занять в группе независимое положение, уравновесив дозированно выдаваемую ложь с внезапно возросшим интересом к себе.
Оставаясь одна, она пыталась представить себе, как он двигается, улыбается и говорит, но не могла – он неудержимо ускользал от неё, скрываясь в самых потаённых уголках памяти. Тем увлекательнее было вспоминать его снова и снова, по крупицам восстанавливая в памяти детали того тёплого сентябрьского дня. Прошло совсем немного времени, и она поймала себя на мысли, что это доставляет ей удовольствие, будто Глеб Седов стал незримо присутствовать рядом, защищая ее в группе и помогая заполнить фантазиями поздние вечера, когда от усталости и холода невозможно было уснуть.
Конечно, в ее воображении он мало был похож на «аристократа», который молча доставал сухие салфетки из бардачка машины и обрабатывал перекисью ободранный локоть. Но ей неожиданно понравилось шаг за шагом выводить его из небытия, с дотошностью скульптора