она
бесстрашно сигала
рыбкой
с какой-то детской улыбкой.
и волна обнимала,
волна её миловала,
всю её обволакивала,
обвивала,
нежно подталкивала,
брала…
всё с неё сорвала!
одновременно
и верх,
и низ!
там и были-то ниточки,
и вот —
они порвались!
как она выходила из моря!
о! как она выходила!
у рыбаков на пирсе
аж дух весь перехватило!
у продавцов кукурузы
всё плавилось и вскипало!
чурчхелла белела!
всё в мире вдруг перестало!
как она из вод восставала!
руками не прикрываясь,
почти не касаясь
песка
(лишь поправила прядочку у виска),
вся
как будто воздушная,
полая,
выходила на пристань голая,
прекрасна и величава,
под аплодисменты причала!
полотенце взяла.
неспешно им обернулась.
улыбнулась всем.
улыбнулась…
да так!
что если и был в душе мрак,
то он разом исчез,
и, под восхищенье очес,
по набережной поплыла,
точно вся из тепла,
в неведомый свой ашрам,
оставив на сердце шрам,
ведь что-то должно остаться…
ходила просто купаться.
случай в метро
оступилась
и каблуком
мне проткнула ботинок.
стелет кровавый след.
но ведь как улыбнулась!
но ведь как извинилась!
– Вам не больно? – спросила.
– Что вы! Конечно, нет!
есть у блондинок
какая-то своя сила.
словно в тоннеле свет
петр
Петр Евгеньевич
открыл для себя, что все люди ангелы.
теща,
дети,
жена,
Оля,
Катя,
Марина Михайловна,
Елена Павловна,
Арсений Андреевич —
ангелы.
даже Ефремов, зам. генерального —
ангел.
все,
абсолютно все:
милиционеры,
соседи,
ведущие телепрограмм,
патриарх,
красавицы в балаклавах,
кавказцы,
бригада,
которая тянет ремонт уже третий месяц —
ангелы.
Петр Евгеньич не глуп.
не кричит о своем открытии на всех перекрестках,
просто ходит счастливый.
всё принимает.
как же, думает, мне повезло!
все,
все ангелы!
только Пушкин и Гоголь – нет.
эти архангелы
явно.
сулико
вот минтай искрится,
на нерест пошел