Братья Швальнеры

Край спелого боярышника: нерассказанная история России, ХХ век


Скачать книгу

где ж преступники?» – спросил я.

      На меня взглянул мертвец и усмехнулся,

      Потом к собратьям обернулся

      И поднял с трепетом костлявый палец ввысь.

      И точно сучья в темной чаще,

      Грозой взметенные летящей, —

      Все руки черныя и четкия взвились,

      И, угрожая, задрожали,

      И с резким лязгом вновь упали…

      Тогда воскликнул он: «Преступники – вон там,

      На берегу страны любимой,

      По воле их на дно сошли мы

      В кровавом зареве, разлитом по волнам.

      Но здесь мы судим, строго судим

      И ничего не позабудем…

      Итак, друзья, итак, что скажете в ответ,

      Как мните вы, виновны?»

      И стоглагольный, жуткий, ровный,

      В ответ пронесся гул: «Им оправданья нет!»

      Чтобы не описывать эту мерзость дальше, позвольте привести еще одно стихотворение не менее великого Максимилиана Волошина. Оно называется «Терминология».

      «Брали на мушку», «ставили к стенке»,

      «Списывали в расход» —

      Так изменялись из года в год

      Речи и быта оттенки.

      «Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлёпку»,

      «К Духонину в штаб», «разменять» —

      Проще и хлеще нельзя передать

      Нашу кровавую трёпку.

      Правду выпытывали из-под ногтей,

      В шею вставляли фугасы,

      «Шили погоны», «кроили лампасы»,

      «Делали однорогих чертей».

      Сколько понадобилось лжи

      В эти проклятые годы,

      Чтоб разъярить и поднять на ножи

      Армии, классы, народы.

      Всем нам стоять на последней черте,

      Всем нам валяться на вшивой подстилке,

      Всем быть распластанным с пулей в затылке

      И со штыком в животе.

      А теперь – в завершение – коротко о деятелях красного террора. Вот что вспоминает академик А. Дородницын о тех временах: «…как это не странно, но ни разу не было, чтобы комиссаром тех красноармейцев был русский, не говоря уже об украинце. Откуда я знаю о национальной принадлежности комиссаров? Мой отец был врач. Поэтому командование всех проходивших воинских соединений всегда останавливалось у нас. Наше село находилось недалеко от Киева, и до нас доходили слухи о том, что творила Киевская ЧК. Даже детей в селе пугали именем местного чекиста Блувштейна. Когда Киев и наше село заняли деникинцы, отец отправился в Киев раздобыть лекарств для больницы. Завалы трупов – жертв ЧК – ещё не были разобраны, и отец их видел своими глазами».

      В книге Эрде «Горький и революция» (1922 года, Берлин) приводятся такие слова из обращения Горького к большевистскому правительству (по поводу того, что убийствами, пытками, осквернением святынь занимаются евреи):

      – Неужели у большевиков нет возможности найти для этих, в общем-то «правильных» дел русских же и делать всё это русскими руками. Ведь русские, – сообщает он с тревогой, – злопамятны. Они будут помнить о еврейских преступлениях веками.

      А также, что в своих «Записках» сын литературного приятеля Горького – Н. Г. Михайловского – поминает о разговоре с молодой чекисткою:

      «…эта девятнадцатилетняя еврейка, которая всё устроила, с