консенсус и отсутствие традиции демократической самоорганизации и реальной власти закона? Вот что сказал позже сам Горбачев о российском складе ума, который сильно мешал ему: “Наш российский менталитет требовал, чтобы новую жизнь ему подали на блюдечке с голубой каемочкой, и немедленно, без реформирования общества”[10].
Был ли у Горбачева план? В чем состояла его стратегия изменения страны и мира? Критики утверждают, что у него не было ни плана, ни стратегии. А вот сторонники отвечают на это, что их не было ни у кого. Никто не мог бы придумать четкого плана для одновременного переустройства собственной страны и всего мира.
Но если оставить в стороне вопрос о том, был Горбачев искусным стратегом или нет, то разве нельзя его назвать блестящим тактиком? Ведь иначе он не убедил бы большинство людей в Политбюро, не согласных с его радикальными реформами, все-таки одобрить их. И был ли он при этом “недостаточно решительным и последовательным”, как сказал один из его ближайших помощников Георгий Шахназаров?[11] Можно ли согласиться с такой оценкой, учитывая, что на протяжении всех шести лет он постоянно рисковал, и в любой момент его могли сместить или даже посадить в тюрьму?
Как повел себя Горбачев, когда многие из его кремлевских товарищей обратились против него и в августе 1991 года очень многие из назначенных им самим людей попытались его свергнуть? А может быть, это он их предал, внушив им, будто собирается модернизировать советский строй, а на деле, сам того не желая, способствовал его развалу.
Был ли Горбачев человеком мстительным, не склонным прощать? Может быть, здесь кроется разгадка его роковой неуживчивости с Борисом Ельциным? Но ведь он простил или забыл ту резкую критику, с которой обрушились на него некоторые ближайшие помощники, и оставил их при себе, когда, лишившись власти в 1991 году, учредил фонд своего имени. “Я не могу мстить, не прощать”, – говорил он сам значительно позднее[12].
Учитывая все препятствия, стоявшие на пути к успеху, можно ли считать Горбачева идеалистом-утопистом? По его собственным словам – ничуть: “Уверяю вас, Горбачев не был наивным мечтателем”. Но сам же вспоминал: “Правильно мудрый Моисей сорок лет водил евреев по пустыне… чтобы избавиться от наследия египетского рабства”[13].
Для руководителя, и особенно советского руководителя, Горбачев был необычайно порядочным человеком – даже слишком порядочным, как говорили многие русские и некоторые западные люди. Ему категорически не хотелось применять силу, когда эта сила была необходима, чтобы спасти тот новый демократический Советский Союз, который он создавал. Почему же, в то время как враги Горбачева желали применить силу, чтобы сокрушить введенную им свободу, сам он не желал применять силу, чтобы спасти ее?[14] Может быть, он пришел к убеждению, что после тех рек крови, что пролились за долгую историю России, особенно в войнах и чистках XX века, нужно остановиться? Было ли это эмоциональным отвращением,