выбиванием дополнительного бюджета на декорации и костюмы, нервами, суетой, головными болями, – что она мысленно отодвигала ее подальше, убеждая себя, что времени на решение репродуктивного вопроса у нее еще вполне достаточно. Павел и в этом на нее не давил, хотя сам определенно детей хотел. Ждал, наверное, что однажды Катерина и сама «дозреет» и сменит фокус восприятия на семейные ценности.
Тот самый «Идиот», который Катя задумала еще в первые месяцы замужества и так долго вынашивала, наконец, должен был воплотиться в жизнь. Катя вовсю готовилась к постановке на сцене Мейерхольдовского центра. Павел же снова выразил желание выступить спонсором, привлечь к проекту его благотворительный фонд, куда должна была после премьеры уйти часть выручки. Катя с головой ушла в подготовку к премьере, с мужем почти не виделась: сама вечно была в театре, Павел же привычно пропадал на работе. Катерина в особенности бизнеса мужа никогда не вникала, знала лишь, что это что-то связанное с добычей природных ресурсов. Голова ее всегда была так полна театром, что на лишние знания места в ней просто не оставалось. Федоров своим делом в целом был доволен, если возникали какие-то проблемы в работе, Катю в них не посвящал, отмахивался, твердил: «Не хочу еще и дома об этом», – а Кате того было и довольно. В конце концов, она тоже не жаловалась ему на так неудачно ушедшего в запой перед началом репетиций артиста Санникова и отказавшуюся принимать участие в спектакле из-за тяжелой беременности приму Полякову.
Подготовка к спектаклю шла своим чередом, был сформирован бюджет, часть которого должна была обеспечить компания Павла, заказаны декорации, костюмы, особенное световое оборудование, реклама в СМИ, когда вдруг грянула катастрофа.
Катерина до сих пор как вживую слышала голос Павла в телефонной трубке – какой-то сухой, бесцветный, так непохожий на его привычный густой бас.
– Катя, мне придется уехать, – сообщил он ей, и она явственно увидела, как он болезненно морщится, как делал всегда, когда приходилось объясняться экивоками, что претило его прямой натуре. – Не знаю пока, надолго ли. Как только смогу, дам о себе знать.
У нее немедленно заныл висок, к которому прижимался край мобильного. Все это отдавало какой-то нелепой постановкой, дурным водевилем. Что значит – придется уехать, не знаю, надолго ли? Куда уехать? Как? Для чего? Вскочить на скакуна и умчаться, спасаясь от королевских ищеек?
Спросить, впрочем, она ни о чем не успела, муж дал отбой, и в последующие дни номер его оставался недоступен. Зато, как из рога изобилия, посыпались звонки от коллег мужа, членов совета директоров компании, руководства театра и, наконец, ФСБ.
Катерина так и не поняла толком, что же там такое произошло. Выходило, кажется, что фонд помощи детям-инвалидам, который основал Павел, затеян был для отмывания денег его компании. Что с его помощью Павел по какой-то хитрой схеме уклонялся от налогов. Теперь, когда все вскрылось, счета и фирмы, и