как управлять отдаленными землями из столицы, являлась одной из ключевых для российских князей и царей. Не меньший интерес вызывает вопрос о том, как представлялся мир из провинции, с мест, а не только из Москвы, какой виделась система управления.
Центр стремился использовать военный и организационный опыт дворянства и его связи для объединения местного населения. В обмен на лояльность дворянство получало от центра поддержку своего высокого статуса в местных обществах. Действуя в сотрудничестве с разными группами населения на местах, центр создал систему местной администрации. Ее длительное существование дает историкам возможность переоценки вопроса о том, было ли Московское государство слабым или сильным. Способность монархии убеждать или принуждать различные группы общества способствовать укреплению военной мощи государства нельзя недооценивать. Если Иван IV был способен собрать 100 тыс. человек для войны, то его «царство» было совсем не слабым государством. Московские власти преуспели в объединении местных обществ и мобилизации их ресурсов для войны (195, с. 103). Провинциальная администрация стала важным консолидирующим фактором, расширились их полномочия.
Интеграция и локализм в Московском государстве были дополнявшими друг друга процессами. Они возникли одновременно и были неразрывны. «Локализм – не препятствие интеграции. Правящие элиты России объединяли различные территории и народы идеологическими средствами, созданием сложных административных и экономических связей и последовательным стремлением приобрести и сохранить статус великой державы. Различные влиятельные центральные и местные группы продвигали свои собственные интересы через эти механизмы и таким образом взаимодействовали друг с другом и с государством. Все эти политические, культурные и экономические факторы вносили вклад в долговременную сплоченность России» (195, с. 272).
Книга о казаках в Сибири (1598–1725) (252) аттестуется в западной историографии как новационное исследование взаимоотношений органов центральной и местной власти. «Субординация» часто нарушалась: местная власть не торопилась выполнять распоряжения, идущие «сверху», руководствуясь своими, местными интересами. Но власти на окраинах страны неизменно были верны царю10 (252).
Проф. Мичиганского ун-та В. Кивелсон (120) считает, что изучение картографии XVI–XVII вв. дает возможность по-новому рассмотреть многие проблемы этого времени и прежде всего – историю закрепощения крестьянства и завоевания Сибири. Топографические карты свидетельствуют о «динамичном земельном рынке». Наряду с писцовыми книгами они фиксировали складывавшуюся систему крепостничества (120, с. 98). По мнению автора, картографирование новых земель содействовало упрочению колониального господства (92, с. 211).
Большое внимание уделяется историками времени и личности Ивана Грозного, укреплению его власти, реформам и внешней политике, как и преобразованиям Петра I, российской модернизации.