неправильно… в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением… могущего противопоставить себя Верховному Совету» [27, с. 531]. Все просто: оставаясь единственным источником принятия высших стратегических решений, Сталин мог контролировать Верховный Совет, и ему не нужен был еще один равный ему (а формально и более легитимный) источник влияния на развитие страны, который мог в какой-то ситуации оказаться оппозиционным.
Если наряжать Сталина в тогу политика-демократа, воевавшего с зажравшейся партократией, свойственно пока лишь небольшому числу историков и публицистов, то изображение его «эффективным менеджером», похоже, импонирует многим рядовым россиянам, которых приводят в праведный гнев царящие в нынешней России беззаконие и преступность. Бесспорно, коррупция в Советском Союзе и особенно в сталинское время была неизмеримо ниже сегодняшней. С помощью не только политических репрессий, но и неукоснительных уголовных наказаний (украл колосок – в лагерь), которые насыщали миллионными рабочими руками гигантские стройки социализма, сравнимые со стройками Древнего мира и Петра I как по характеру труда (рабского), так и по числу жертв, партийно-государственное руководство периода сталинизма добивалось исполнения трудовой дисциплины. Огромную роль наряду с этим играл добровольный трудовой энтузиазм масс – тогда еще вовсю действовал фактор доверия коммунистической идеологии и надежд на никем дотоле не виденное светлое будущее.
Будем последовательны: народ-жертва и народ-энтузиаст одинаково вписаны в картину советского общества сталинского периода, и если мы обвиняем в жертвах сначала Сталина, а потом уже остальную партократию и репрессивный аппарат, то следует признать, что и в мобилизации масс на эти добровольные подвиги его политика, его выступления и речи, сам его имидж сыграли более существенную роль, чем казенные и нередко просто корявые партийные директивы. Для одних он был тираном, для других идолом, тем самым «отцом народов». Последних было даже больше, но здесь простая арифметика не помогает понять суть происходившего и вынести ему оценку. Человеческие жертвы первых пятилеток и всего предвоенного периода – это непоправимый демографический урон будущему страны, несовместимый с эффективным менеджментом.
Что касается энтузиазма, то его уже и в помине не было в позднесоветский период, иначе именуемый брежневским – но не потому, что не нашлось нового Сталина, а потому что идеология утратила свою правдоподобность и стало ясно: посредством террора и идейно-политической мобилизации можно добиться впечатляющих экономических успехов, во-первых, на низких, едва ли не нулевых, точках экономического роста, а во-вторых, лишь на ограниченном отрезке времени. Государственный социализм перестал догонять капитализм и все больше отставал от него по производительности труда, уровню и качеству жизни. Трудовая мотивация, присущая сталинизму, исчерпала себя, и никакой «Сталин» не смог бы ее возродить в изменившихся условиях.
Для чего