при выстреле в упор покрытая тефлоном пуля прошла сквозь жилет, как раскаленная кочерга сквозь снег, и вонзилась в тело Дворецки ровно на сантиметр ниже сердца. Тем не менее рана была смертельной. И на этот раз не было рядом капитана Малой, которая могла бы спасти Дворецки своей целительной магией.
Инерция, усиленная ударом пули, бросила Дворецки на Артемиса и прижала мальчика к тележке для десерта. Из-под громадного телохранителя торчал только мокасин «Армани», принадлежавший Артемису.
Дыхание Дворецки стало прерывистым, зрение затуманилось, однако верный слуга еще жил. Его мозговые функции быстро угасали, и только одна-единственная мысль преследовала умирающего Дворецки: во что бы то ни стало защитить патрона.
Арно Олван удивленно вздохнул, и Дворецки, ориентируясь на звук, вскинул свой пистолет и шесть раз подряд нажал на курок. Ствол задергался, посылая пули во все стороны, – если бы Дворецки мог видеть, то сгорел бы на месте от стыда за такой непрофессионализм. Впрочем, одна из пуль почти попала в цель – чиркнула по виску Олвана. Олван покачнулся, словно его ударили громадным молотом, и, потеряв сознание, присоединился к остальным членам своей команды, то есть рухнул на пол.
Стараясь не обращать внимания на страшную боль, что пульсировала в груди и разрывала все внутренности, Дворецки прислушался. Вроде бы тихо, лишь омары продолжали копошиться на каменных плитах, постукивая своими клешнями. И если бы одному из омаров взбрело в голову напасть, Артемису пришлось бы обороняться самостоятельно.
Ну а он, Дворецки, больше ничего сделать не мог, так что либо Артемис сейчас в безопасности, либо… Так или иначе, Дворецки был не в состоянии и дальше выполнять условия своего контракта. Как ни странно, осознав это, он сразу успокоился. Груз ответственности свалился с его плеч. Теперь Дворецки принадлежал себе, и только себе, пусть даже жить ему оставалось всего несколько секунд. В любом случае Артемис приходился ему не просто патроном, он был частью его жизни. Его единственным настоящим другом. Мадам Ко вряд ли одобрила бы эти мысли Дворецки, но сейчас даже она не в силах была что-либо изменить. Приближалась смерть.
Артемис ненавидел десерт. А сейчас он оказался погребенным под слоем эклеров, творожных тортов и пирожных со взбитыми сливками. Костюм был безвозвратно испорчен. Конечно, такие мысли приходили в голову Артемиса только потому, что он старался не думать о том, что произошло. Впрочем, трудно было не замечать лежащего на тебе двухсотфунтового тела.
К счастью для Артемиса, удар бросил его на вторую полку тележки, тогда как Дворецки обрушился на верхнюю полку, где было выставлено мороженое. Падение Артемиса существенно смягчило шварцвальдское печенье, однако врачу показаться все же стоило. Кстати, и Дворецки тоже не помешало бы обследоваться, хотя слуга обладал телосложением тролля.
Артемис попробовал выбраться из-под тяжеленного тела Дворецки, с отвращением ощущая, как под руками лопаются пирожные, стреляя во все стороны мерзкими