у меня семеро чудесных детей… Вы правы, грех роптать на судьбу.
Севрюгин схлопнул черную гармошку камеры, сложил треножник и прислонил аппарат к гранатовому дереву.
– Я сказал вам давеча «наши московские уловки», но знаете… Все московское уже давно не мое. Да, я прожил там долгие годы, но детство мое прошло на персидской земле, – в то время мой отец служил консулом в Тегеране. Я родился здесь, в этом самом доме. На следующий день посадили это гранатовое дерево. Оно чуть младше меня, а вон какое вымахало, – фотограф бережно погладил потрескавшуюся кору. – Это дерево, этот город, это жаркое солнце наполняют меня удивительной жизненной силой. Сумел бы я в Москве вот так, запросто, пройтись колесом?!
И кувыркнулся вбок, как заправский акробат или бесшабашный мальчишка, но этого показалось мало – он еще и стойку на руках сделал, подергав ногами на весу. Потом поднял шляпу, отряхнул и водрузил на макушку.
– Мне уже за шестьдесят, Родион Романович, – фотограф слегка запыхался от проделанных упражнений, – но здесь я молод душой и, пожалуй, смогу прожить до ста лет. Когда же закончится отмеренный мне Богом срок, я хочу умереть под этим самым деревом, в окружении внуков и правнуков… Ох, чего это я о смерти? Не накликать бы… Пойдемте-ка лучше в дом, я угощу вас соловьиными гнездами.
– Гнезда? В Китае мне довелось попробовать суп из ласточкиных гнезд, – Мармеладов вздрогнул, вспоминая странный деликатес из птичьей слюны. – Признаюсь вам как на духу: гадость редкостная, а дерут за нее втридорога.
– Нет, нет! Стал бы я предлагать нечто подобное дорогому гостю? Это пахлава так называется. Восточная сладость. Пойдемте, выпьем вина. Отдохнете с дороги. Вы ведь, наверняка, устали… Как добрались до наших мест? Без приключений?
– Совсем без приключений не получилось.
– Ну, вот обо всем и расскажете!
2
Душный день сменила душная ночь.
Мармеладов ворочался на шелковых подушках, но уснуть не получалось. Коварный злодей украл покрывало крепкого и спокойного сна, оставив на месте преступления лишь россыпь тревожного забытья и пару мелких кошмаров. По этим уликам сыщик довольно быстро установил, что во всем виновато вино из турецких фиг, которое они с Севрюгиным пили за обедом. И за ужином. И в коротком промежутке между обедом и ужином. И еще немного, прежде чем разойтись по спальням. Сладкое и ароматное вино совсем не опьяняло. Даже после третьего кувшина голова оставалась ясной, язык не заплетался, потому они долго беседовали о чудесах и диковинках Востока. Но ровно в полночь ангельский нектар превратился в дурман, наполнил внутренности битым стеклом и ассамским перцем. Сквозь прикрытые веки пробивались всполохи костров, сжигающих разум. В ушах раздавался прерывистый стук.
А может вино ни при чем? Иной раз улики уводят по неверному пути… Мармеладов ненавидел, когда кто-либо обвинял невиновных