разрушенная за год, потеря близких людей, наконец, травма, обезобразившая её красоту – всё это полностью сломало её. От каких-либо необдуманных поступков (а экзальтированная молодёжь любила самоубийства) спасало постоянное присутствие бабушки, да смутные грёзы о герое, что спас её. В темноте, не отойдя ещё от пережитого ужаса, она не смогла разглядеть юнкера. И надломленное сознание посещали разные нежные образы и мечты, что казались совершенно несбыточными.
Но вот он пришёл к ним домой. Не такой, каким она себе его представляла, а гораздо лучше – настоящий. Да вдобавок высокий, сильный и мужественный. В парадной форме и с цветами, он показался ей воплощением истинной мужской красоты. Пытаясь наспех привести себя в порядок после недельной хандры и практически полного отсутствия питания, она провозилась довольно долго. Но отец, тем не менее, терпеливо ждал, хотя увольнение было коротким.
Его напоили жиденьким морковным чаем, а от предложения сдобрить его настоящим французским коньяком юнкер отказался – не хватало ещё прийти с запахом спиртного в часть. Накормить же молодого человека было и вовсе нечем. Подавленная травмой мама не могла вымолвить ни слова от смущения, а вопросы о здоровье и самочувствии заставляли её лишь сильнее закрыться в себе. Беседу в основном вела бабушка.
Однако юнкер тогда неправильно понял переживания матери. Сочтя, что его не воспринимают как ровню в такой именитой семье (а многие офицеры и юнкера тогда жили ещё старыми понятиями), он решил уйти. Отец действительно почувствовал себя чужим; выходец из не очень зажиточной мещанской семьи, он был бы рад спасти кого-нибудь попроще. Но судьба в тот злополучный вечер решила свести именно их. Скорая схватка с вооружёнными грабителями, красивая (даже в темноте это угадывалось) девушка, которую он защитил… Её приходилось (и не без удовольствия) близко прижимать к себе, пока он провожал её, дрожащую, до дома… Разорванная одежда не могла скрыть изгибов нежной шеи и мрамора кожи. Столь волнующее соседство при столь бурных обстоятельствах не могло не сказаться на чувствах юнкера. Практически не знающий женщин (и ни одной до того не познавший), отец и сам грезил новой встречи не хуже матери.
Но холодный приём оттолкнул его. Списав всё это на извечную гордость знатных дворян, он, раздосадованный, направился к выходу. Но в тот момент мама встрепенулась и в неконтролируемом порыве чувств резко встала и непослушные локоны обнажили причину сковывавшего её стыда. Исхудавшие щёки девушки зарделись, а в глазах заиграла непередаваемая палитра чувств: боль, смущение, смятение, надежда. На них сразу навернулись слёзы; из-за волнения и недоедания дыхание её участилось. Она молчала, не в силах произнести ни слова. Но в тот миг всё сказали глаза.
Отец, внимательный и чуткий, мгновенно прочитал во взгляде будущей жены всё то, что не было сказано. И тогда он спросил:
– Сударыня, позволит ли ваша