рождественский пудинг. Я подарил родителям по рисунку. Папе – с летучими рыбами, маме – её капитанский портрет за штурвалом и в кепке. А они мне подарили просто суперский нож. Они его в Рио купили. Я отдал за нож монетку. Это так полагается, на счастье.
Пока мы стояли в Рио, мы хорошенько отдраили «Пегги Сью». Она раньше выглядела немного потрёпанной, а теперь нет. Мы загрузили на борт кучу разных припасов и воды. У нас впереди долгий переход в Южную Африку. Мама говорит, мы хорошо идём, главное, попасть в Южно-Атлантическое течение, которое понесёт нас с запада на восток, и не сбиваться с курса.
Мы прошли мимо южной оконечности острова Святой Елены. Останавливаться там незачем. Ничего интересного, кроме того, что туда сослали Наполеона и там он умер. Грустно ему, наверное, там умиралось – очень уж место унылое. И мне, естественно, задали написать работу по истории про Наполеона. Я о нём прочитал в энциклопедии, а потом написал. На самом деле это было интересно, только родителям я об этом не сказал.
Стелла лежит на моей койке вся насупленная. Может, из-за того, что ей на Рождество ничего не перепало. Я дал ей кусочек бабушкиного пудинга, но она только понюхала и нос отвернула. В общем, я её понимаю.
Я сегодня видел парус другой яхты. Мы кричали «с Рождеством!» и махали, а у Стеллы чуть голова не оторвалась от лая. Но та яхта была слишком далеко. И когда парус скрылся из виду, море вдруг сделалось странно пустынное.
В этот вечер мама выиграла в шахматы. Она ведёт, 21:20. Папа сказал, он ей поддавался в честь Рождества. Они немного подразнили друг дружку насчёт шахмат. Это они только вид делают, что им всё равно, а так-то каждый мечтает победить.
1 января
Снова Африка! Кейптаун. Столовая гора. И в этот раз мы не проходим мимо – мы делаем остановку. Мама с папой мне вчера об этом сказали. Раньше они не хотели говорить, потому что не знали: вдруг мы по деньгам не потянем. Но мы вроде тянем. Поэтому мы тут задержимся на пару недель, а может, даже и наподольше. Мы увидим слонов и львов на воле. Вообще не верится. Родителям, по-моему, тоже. Они, когда мне сказали, сами смеялись и радовались, как дети малые. Дома я их такими не видел. А тут они только и знают, что друг дружке улыбаются.
У мамы в желудке какие-то спазмы. Папа говорит ей, чтобы показалась врачу в Кейптауне, а она не хочет. Наверняка это всё фасоль из банок. Хорошо хоть она уже заканчивается. Но плохо, что на ужин у нас сардины. Фу-у-у!
7 февраля
Мы уже проделали сотни миль по Индийскому океану, а тут такое. Стелла, вообще-то, не выходит на палубу, если хоть самую чуточку штормит. Не знаю, чего её туда понесло. Что на неё вдруг нашло. Мы все были заняты. Папа на камбузе что-то делал, мама стояла у штурвала. Я учился навигации – как раз снимал показания с секстанта. Тут я смотрю: Стелла стоит на носу. И вдруг – раз! – больше не стоит.
Тревогу «человек за бортом» мы сто раз отрабатывали с Биллом-Прилипалой в Те-Соленте. Указывай и кричи. Всё время кричи. Всё время указывай. Поворот против ветра. Быстро спускай паруса. Заводи двигатель. Когда папа спустил грот и стаксель