на рыбалку. Как всегда, с пятницы по понедельник. Вера встала поздно и слонялась по квартире, не зная, чем заняться. В Балашиху ехать не хотелось. Родители находились в санатории. Вера купила им путёвки в своём ведомстве. Подруги были в отпусках. Маша с семьёй укатила в Египет, Валя с мужем в Турцию. Оставалась пельменщица Надя. Но в воскресенье она работала. Солнце пекло нещадно, свежая ещё листва трепетала за окнами, газон перед домом зеленел травой, которую безжалостно косил гастарбайтер-косильщик. Его машина жужжала где-то внизу, подчёркивая неестественную для города тишину. «Все, наверное, в лесу, на пляже, – подумала Вера, а я сижу в квартире одна-одинёшенька». Да, она призналась себе в том, что фактически одинока, хоть формально замужем. И поняла это вдруг так остро, будто в сердце ей вонзили булавку. Сколько Вера себя помнила, она всегда куда-то спешила, всегда была загружена делами под завязку. В школе отказывалась от кино и танцев, сидела дома, зубрила, чтоб получить медаль. В институте из кожи вон лезла, тянула на красный диплом. И получила. Службу несла ответственно, от общественных нагрузок не отказывалась. В лыжный поход или на субботник – всегда, пожалуйста. В коллективе её уважали. Знали, что Севастьянову можно попросить о чём угодно. И она посочувствует, похлопочет, поможет, даже в ущерб себе самой. Последним обстоятельством Вера даже гордилась. Ей казалось, что все видят, какая она правильная, отзывчивая, неравнодушная, хорошая, одним словом. И вот такая хорошая сидит в выходной, кукует, и никому до неё нет дела. Вот ей тоскливо, одиноко, а никто не позвонит, чтоб просто хотя бы поболтать. Раньше тоже случались такие «минуты прозрения», но Вера не позволяла себе впасть в депрессию. Она вообще себе многое не позволяла. Никогда не бывала в ресторанах (корпоративы не в счёт), не напивалась, не имела любовников, не валялась по выходным в постели, оплакивая судьбу. Не разрешала себе прожигать жизнь. Она боролась с тоской по-другому. Нагружала себя делами, принималась чистить гардероб от старых вещей, «вылизывала» и без того стерильную квартиру. И сейчас она придумала, чем заняться. Решила пересадить цветы на балконе. У неё был припасён, целый мешок свежей земли. И уже приступила к этому занятию. В этот момент снизу позвонил старичок-консъерж и сказал, что её спрашивает девушка по имени Костя. Сердце Веры подпрыгнуло от радости. Она сказала, что немедленно спустится. Вымыла от земли руки, заперла квартиру и как была, в домашнем платье и шлёпанцах, кинулась к лифту. Она сама не могла понять, почему появление этой девчонки так её взбудоражило. Вроде бы ничего у них не могло быть общего, но вот же, нашлось.
Костю было не узнать. Она была в белых брюках и белой футболке. Её каштановые волосы отросли, и лежали на голове аккуратной шапочкой. Её маленькие ступни были обуты в белые балетки, на плече висела белая сумка из мягкой кожи. На ней, как всегда не было никакой косметики, но кожа золотилась загаром, и вся она была чистая, пахнущая цветами. В руках у неё был привычный букет роз, тоже белых. Вера кусала губы, прятала глаза, но не умела скрыть своей радости.
– Ты… ты, как узнала,