Меморандум также подверг сомнению «эпистемологическую обоснованность обиженности / оскорбленности, проявляющейся как претензия, возникающая всего лишь из ощущения потенциальной угрозы, даже не реализованной» [Conference.., 2012].
Таким образом, не только конфессиональные и / или иные группы, но и государство становится игроком и даже «выгодополучателем» от «разыгрывания карты оскорбленных чувств». Об этом свидетельствует и другой вывод, следующий из анализа «Движения» и «Агитации», которые возникли для «защиты» индусских святынь и во многом воспроизвели средневековую риторику и догмы. Собственно тиртхи, т.е. святые места индуизма, всегда представляли собой «фокус политических интересов», а не «локус» вообще [Bakker, 1992, p. VIII]: они не только легитимировали правителя, чья власть определяла их благополучие, но и становились оберегами для политии, на чьей территории находились. Именно поэтому Индия в целом традиционно опоясывала себя священными символами, создавая и рекомендациями теологических трактатов, и перемещениями паломников защищенное и освященное пространство – мандалу. Главные тиртхи находились по четырем сторонам света: шиваитские Бадринатх и Рамешварам охраняли земдю индуизма на севере, в Гималаях, и на юге, у вод Индийского океана; вишнуитские Джаганнатх-Пури и Дварка – на востоке, на берегу Бенгальского залива, и на западе, на берегу Аравийского моря. Иногда – под воздействием требований realpolitik – их замещали другими святынями. Кроме них, тиртхи во внутреннем пространстве субконтинента служили своего рода пограничными столбами в эпоху, когда географические знания не доминировали, а охраняемых границ не существовало44.
Геополитическая потребность оформления несуществовавшего до 1947 г. государства реанимировала старую традицию, которая зазвучала в трудах историков-«националистов» и лидеров антиколониальной борьбы, когда идея общеиндийского кружения между разнообразными святынями продвигалась как объединяющая Индию (в отличие от Пакистана) сила45. Цитату о Кашмире, Канья-Кумари и Амарнатхе «отца нации» Махатмы Ганди, конечно, использовали множество раз, и я даже удивилась, не обнаружив отсылок к его другому высказыванию, где фигурировал и Рам-сету (под именем «Сету-бандх»): «Как ты полагаешь, о чем думали наши предусмотрительные предки, когда назначали Сету-бандх на юге, Джаганнатх-[Пури] на востоке и Хардвар на севере местами паломничества?.. Они понимали, что Индия – неразделенная земля, изначально сделанная такой самой природой. Тем самым они утверждали, что это одна нация…» (цит. по: [Sopher, 1987, p. 366]).
В самый разгар «искусственного наращения Амарнатха» в 2006 г. «Indian Express» цитировала выжимки из идеологического рупора РСС «Organiser», где говорилось, что «само паломничество в Амарнатх намного важнее, чем источник происхождения ледяного фаллоса, ожидающего в конце пути» [IE, 29.06.2006]. Далее приводилось объяснение, что «паломничество связано не только с шиваитским символом… Оно связано с широкой проблемой