У те воз-то горит!»
Тот оглянулся: у него, верно, воз-то пламенем охватило, загорелся! Он – раз! – скорей гужи обрубил, лишь бы, мол, лошадь-то убрать, а то сгорит. Отвел, смотрит: все в порядке. Воз, как стоял, так и стоит. А гужи уже обрубил».
Быличка 2 (Информатор Ф.С.Смолянский). «Вот так же собрались молодежь… А приехали…ну, кто они таки? Гипноз ли кто ли, он там работал у них Но, теперь, собрались, едрить твою корень, деньги заплатили, смотрят. А которы обробели тут, потом прибежали, не успели зайти – стучатся, их не пускают. А они потом в окошко…
А он этих, в помещении-то, загипнотизировал, им и кажется, что он ползет в бревно.
Этот в окошко залез и кричит: – Вы ково смотрите? Он же подле стены ползет, а не в бревно. – Он же его не охватил» (опять-таки: «не охватил», т. е. не попал под сделанное ранее внушение).
Быличка 3. (информатор У.Ф.Сычева). «Один человек едет парой конями. У него на возу и мешки, и сено. Зимой, шибко уже морозы были. На нем доха, с обоих сторон мех. Тяжелая-тяжелая! И он доехал до ресторана, или – как сказать? – до столовой.
Коней свел с дороги, поставил в сторонке, доху снял с себя, на воз бросил, и сам пошел в столовую. Там ходит скотина, коровы там никогда не загоняются. И ни одна корова к возу не подошла. Она же заворожена! Не видят!
А он прошел, за задний стол сел. Там в столовой народ. А он сел за задний стол. А один выскочил, хотел доху взять. Выскочил, доху-то хватает. Его видят в окно да кричат: «Эй, эй! Доху-то твою берут, крадут!»
А хозяин: Нет, ее никто не украдет. Она тяжела, ее никто не унесет!
Он (вор) схватил рукой доху-то – да стоит! Стоит и стоит, стоит и стоит!
А хозяин сидит, чай, пьет да разговаривает: «Чего он мне, пускай стоит».. Время идет, а тот все стоит с дохою! Но уж время-то много… Мужик вышел да говорит: «Но ладно, ты ее не утащишь – она тяжелая. Положи, – говорит, – да иди!»
Вор и рад был до смерти. Бросил да убежал…»
Быличка 4 (информатор П.А.Достовалов): «И мне папа рассказывал… Говорит, приехали на конях с грузом мужики и остановились на Шилке. Зашли к кому-то ночевать. А хозяин спрашивает: «У вас чего там? – Да груз: пшеница… – А караулит-то кто? А что ее караулить? Никого нет. А кто возьмет, так без меня никуда не уйдет.
Но, воришки-то в округе водились. Пришел один, мешок на плечо-то заворотил с пшеницей, вроде думает: «упру». И давай ходить вокруг саней. До утра и проходил в зимнюю ночь. И сбросить не может, и уйти не может.
«Но, – думает (вор – А.Д.), – знатный извозчик, видать!»
Хозяин приходит утром, а тот ему: «Извините, меня! В жизни больше этим делом не займусь!»
«Ну, положь. Иди да запомни. Вот как!..»
Таков был гипноз «по-русски». И если сравнить его с древнерусскими повествованиями, например, хотя бы со случаями, описанными в славном «Киево-Печерском патерике» (см. напр. Художественная проза Киевской Руси XI–XIII веков. М.: Госхудлит, 1957), то и там нашлись бы истории, по-своему чудесные, но в общем-то во многом, даже уже и сейчас, объяснимые. И сотворены они были, как