в мою сторону с навязчивым интересом, я тоже заразился их беспокойством, но совсем по другой причине: не мог дождаться обещанной награды.
Мы и без того задержались с отправкой: пока Люсьен с Эллой привели лошадей, пока собрались в дорогу – упрямая бруттская колдунья никому не позволила и шагу ступить, не убедившись, что все в отряде целы и здоровы – прошёл почти день. Мною Деметра занялась лично: зажгла колдовской костёр, усадив меня поближе, велела содрать мокрые тряпки и заменить их сухими вещами, едва ли не силком влила в глотку крутой кипяток. Я терпел такую заботу, покуда её спутники отлучились за своими лошадьми – Ветер ходил за клячей Деметры, как привязанный – и странно приятным мне показалось такое внимание. Хотя и мало что осознавал от крупной дрожи да мучительных судорог, а всё же отметил, как осторожно растирала меня сухими ладонями бруттская колдунья, как то и дело шептала слова каких-то заклинаний – проклятое колдовство! – заставляя огонь разгораться сильнее, а кровь в жилах течь быстрее. Я окончательно размяк, даже, кажется, уснул, потому что пришёл в себя от звука голосов, и с трудом понял, что говорят обо мне.
– Точно не сумеешь? – мрачно уточнял Люсьен. – Глупо тащить за собой деревенского старосту через весь Стонгард, чтобы вытащить из него третий элемент.
– Я не рискну, – отвечала Деметра, и голос её казался не менее мрачным. – Я никогда этого не делала, и боюсь, что… наврежу сосуду.
Молодой брутт уничижительно фыркнул.
– Сосуду! Этому-то дикарю? И что с того?
– Деметра права, – подала голос альдка. – Мы можем его убить, если проведём обряд без Сильнейшего. Придётся идти с ним в гильдию.
– Тёмный с вами, – отмахнулся от спутниц черноглазый колдун. – Делайте, как хотите.
Люсьен оказался единственным невредимым человеком в отряде. Все остальные возвращались обратно подкошенными: Эллаэнис потеряла много крови, так что и в седле держалась, должно быть, из чистой гордости; Деметра, доставая меня из горной реки, сама промокла насквозь, а поскольку занималась мной, о себе не позаботилась – теперь надсадно и мучительно кашляла, кутаясь в тёплый меховой плащ; я же, хотя и полностью отошёл за ночь, но глубокий порез под рёбрами перетянул от греха плотной тряпицей.
– Даже не чихнёт, – смеялся надо мной Люсьен, поблёскивая умными чёрными глазами, – не то что ты, госпожа Иннара!
– Стонгардец, – измученно пожимала плечами бруттская колдунья, объясняя этим сразу всё.
– Как на собаке, – громким шёпотом соглашался с нею Люсьен.
Я не возражал: не до того стало. Как только я проснулся наутро и увидел окружающий мир, то от неожиданности даже дышать перестал. Сердце воздуха, притаившееся у меня в груди, то гасло, то вспыхивало с новой силой, заставляя искриться не только кожу и одежду, но и всё вокруг: в серебристом свете струящихся потоков менялись скалистые горы и чёрные леса, покрываясь непривычно яркой зелёной листвой, распускались пышным цветом девственно белые бутоны, преображались